Zвуки Времени - [26]

Зянкин. Свадебщики иногда роптали, глядя на компанию халявщиков, устроившуюся в конце стола наравне с гостями. Любитель спиртного,

Чиж промышлял умыканием бутылок со свадебных столов. Заранее присматривал парочку бесхозных и во время танцевального запала, когда я, как бы для большего кайфа, делал затемнение на несколько секунд, он тащил их и совал в чемоданы из-под аппаратуры. Однажды добыча составила восемь штук, правда, две были не полные, а в одной оказался самогон.

Когда цену на водку подняли на рубль, а продолжительность мероприятий ограничили одиннадцатью часами вечера, свадьбы стали скромнее. Иногда уже к десяти часам на столах было пусто, и несчастные мужики шатались между них в поисках спиртного. Зато работы стало меньше, а деньги те же – 50 рублей. Кроме нас на свадьбу обычно приглашался баянист – за десятку и выпивку он ублажал старичков после сорока народными песнями и плясками.

На свадьбе Аркана, где Чиж под всеобщий хохот в дикарском кордебалете выделывал непристойные па за спиной Медяка и, главным образом, его Гали, меня отозвал в сторону их сосед П. и стал, как мог, извиняться за давний армейский случай. Первые месяцы мы служили в одном отделении, – на меня свалили его промах. "Ты тогда тянул на сержанта, а мне было все равно" – успокоил я его запоздалую совесть.

Последняя свадьба, где мы засветились, состоялась летом 83 года.

Моя жена была первой, кто вырубился. Пока я тащил ее от столовой фанерного комбината к матери, пьяный Янычар, оставленный у магнитофона, уронил усилитель, повредив немного угол корпуса. Вообще тогда все много выпили. Даже я затеял небольшую драку. Один из гостей заснул где-то в кухонной утробе. Очнувшись среди ночи, он вышел наружу, высадив окно. Когда на другой день увозили аппаратуру, забыли в автобусе синий фонарь, самый дефицитный. Но упорно искать не стали, Время DISCO подходило к концу. А жизнь еще продолжалась…

18. Воронья слободка.

Где-то в начале 80-х мы с женой ездили на родину ее матери в деревню Черменята вблизи села Пантыл, где тогда жила ее тетка. После застолья с водкой и простой деревенской закуской, родственник, приехавший, как и мы в гости, увлек автора на поиски в заброшенных домах безразличных ему самоваров. Потом была звенящая цикадами ночь в чулане на свежем воздухе под марлевым пологом. Утром, не дожидаясь местного автобуса, мы ушли вдвоем с женой по лесной дороге в сторону шоссе мимо кедровника возле несуществующей деревни, мимо брошенных среди полей храмов и развалившихся избушек, не встретив никого на своем пути.

Как я упоминал, моя теща жила на южной окраине города вблизи

Бетонного завода. Там же вскоре после свадьбы поселились и супруги

Греховы. В этом районе, заселенном в основном рабочими ближних предприятий, среди которых было не мало выходцев из деревень, существовала особая атмосфера добрососедства, когда многие знакомы, состоят в родстве, вместе работают или учатся. Все восьмидесятые мы с женой почти каждый уикенд проводили там. Иногда с нами собиралась и отдыхала с ночевкой целая компания друзей. У тещи в заначках всегда имелся не один десяток изделий известного завода, что придавало особый колорит нашим пирушкам. Каждый раз случались забавные происшествия, обсуждаемые на другой день с все новыми пикантными подробностями. Как-то среди ночи, услышав подозрительную возню, теща прогнала веником парочку, которой сама только что постелила: "Я у себя дома блядства не потерплю!" – иногда она была строга. Однажды под Новый год при свете елочки, не подумав закрыться, мы с Изеговым уединились в соседнем доме с двумя молоденькими девками, но отдохнуть душой и телом не успели. В самый драматический момент как фурии ворвались наши супруги. Больших трудов стоило помириться с ними.

У Чижа есть пунктик – антиквар – иконы, самовары, серебряные табакерки и прочий инвентарь прошедших времен. Всю жизнь он мечтает где-то что-то такое откопать или стянуть, а потом продать за большие деньги и жить припеваючи. Насобирал немало ценного хлама. Однажды под Новый год с пьяных глаз из чулана Греховых, как Паниковский гуся, стащил здоровенную вазу. Спрятали под тещиным крыльцом, где зимовал незаконнорожденный сын Марты Барбос. Когда через пару дней мы извлекли ее оттуда и рассмотрели трезвыми глазами, это оказалась облупившаяся гипсовая поделка сталинских времен с засохшими внутри трусами неопределенной ориентации. Впрочем, Крошке ваза нравилась.

Грехова до сих пор при встрече после пары рюмок полу серьезно вопрошает: "Чиж, когда вазу вернешь?"

Часто в походы к теще я брал с собой Марту. Однажды она слегка прихватила за нос дядю жены, любившего в подпитии орать: "Балтийский

Флот!", – хоть никогда там не служил. К всеобщему веселью собравшихся, он пробовал при обнять мою пухленькую супругу, за что и был наказан. Как-то Чиж пытался скормить Марте кусок сырого мяса – аж в пасть толкал, – но привереда так и уснула на ковре с нетронутым куском возле морды. На утро это мясо было поджарено и с аппетитом съедено нами.

Летом обычно приезжала из Братска к своей матери троюродная сестра жены с мужем, ресторанным лабухом. Умный мужик в очках, с большим черепом, кругленький в талии, как и его супруга, – он представлял собой интеллигентное украшение в наших посиделках. Было приятно в сумерках на веранде под завывание глушилок и бормотанье далеких радио голосов вести с ним беседы о политике, музыке и далекой сторонней жизни.