Автор этого местами не всегда веселого повествования появился на свет в год, когда черные тарелки в домах, словно назойливые насекомые призывно застрекотали: "Едутновоселы-ы поземлецелинно-ой…" Одновременно на другой стороне Земли загремел рок-н-ролл.
Переведя дыхание после Войны,
колесо Жизни покатило дальше…
В тринадцать лет отец, изредка возникавший на горизонте моего в ту пору еще почти беспечного бытия, принес в подарок простенький радиоприемник "Альпинист" на мягкой ручке. "Вот тут вечером, – он ткнул пальцем в край шкалы, – можно поймать Китай". Действительно, в указанное время кроме трех советских станций из шумов эфира возник жизнеутверждающий азиатский голосок: "Говорит Пекин! Здравствуйте дорогие советские радиослушатели! Начинаем передачи из Пекина на русском языке". Далее шел гимн китайских коммунистов "Алеет Восток", цитаты из Великого Мао, перечисление очередных побед китайского народа на пути социализма, свежие новости о событиях вокруг острова
Джин-бол-Дао, дежурная критика американских империалистов и советских ревизионистов и тому подобные занимающие пытливый ум подростка известия. Иногда где-то очень не близко звучала чужая музыка, видимо, джаз, и что-то еще, чему я тогда не знал названия.
В 1971 году подходила к концу моя "счастливая школьная пора". В нашем классе, к общей тихой зависти, небольшой магнитофон "Весна-3" был только у одного парня. В пластмассовое чудо вставлялась солидная кучка круглых батареек, а когда они через три часа садились, их разогревали на костре как картошки. Записи были такие: перепевы западных шлягеров, к примеру, "солнце на спицах" и "синий-синий иней", да, самодельные фонограммы из фильма "Песни моря" – "К долгожданной гитаре…" Ко всему этому изредка попадалось нечто много раз перезаписанное и от того почти непонятное, но вызывающе модное под общим названием БИТЛЫ.
Был короткий период в конце шестидесятых, когда по советскому радио включали песенки Биттлз, и я помню, каким шоком для моих ушей была их музыка. Слухи о битлах и битломании глухо доходили до нас, и некоторые, на сколько могли, отращивали волосы, с чем жестоко боролись учителя.
Как и все тогда, я был убежденным ленинцем, но даже беглое знакомство с трудами классиков марксизма-ленинизма пробудило во мне некоторое сомнение в отношении окружающей советской действительности. Многое в ней было далеко от идеалов коммунизма.
Некоторых преподавателей я раздражал. "Не понимаю, как можно учиться по одному предмету на пять, а по другому на… кол!" – учительница русского языка и литературы Надежда Петровна. "Уберите от меня этого Волосатого! Видеть его не могу!" – учительница истории
Мира Ивановна. После этого в притихшей аудитории она, как видно, в утешение предрекла мне не простое, но славное будущее: "Вот из таких часто выходят герои…" Класс это замечание принял близко к сердцу.
А Волосатый перебрался на камчатку.
В мае, в конце генеральной репетиции, когда всю школу тренировали на поле стадиона в слаженном выполнении простеньких физкультурных движений, директор Минин предупредил в рупор: "Если ты, Харин, не пострижешься, – на спортивный праздник лучше не приходи!"
Он не пришел.
Вдобавок к этому за мною числилось множество иных прегрешений. В частности: подкидывание на диспуте полит клуба "Алый Парус" провокационных вопросов о семье при коммунизме; издевательства над соперником на школьном КаВээНе; вечные скептические ухмылки и тому подобное.
Накануне выпускных экзаменов наш любимый классный руководитель физик Филипьев демократично предложил классу поставить мне "НЕУД" за поведение, но одноклассники после минутной оторопи отстояли оппортуниста, и тот отделался туманным "удом". Все остальные получили приличное "прим". Впрочем, школа Љ 9, где я пребывал последние два года, выгодно отличалась от иных учебных заведений города – там не было Военного Дела. То есть, учащихся мужского пола не принуждали ходить на занятия в темных костюмах с галстуками и прическами "под полу бокс". Не заставляли раньше времени вышагивать строем по двору и натягивать противогазы, разбирать на скорость учебные автоматы и с тоской перечислять ужасные поражающие факторы ядерного, химического и бактериологического оружия в немыслимых количествах накопленного по всему миру.
Почти единственный в классе я не вступил в комсомол – они не настаивали, а я не просился. В те времена это вызывало немые вопросы в отделе кадров, а в 1-ом отделе (КГБ) таких наверняка заносили в особый списочек. В армии, где почти все поголовно числились в членах, кривоногий старший сержант с фамилией Михалев (как у героя популярного в ту пору фильма "Сотрудник ЧК"), еще более страшный от угревато рябой физиономии, входе наигранно задушевной беседы вынудил меня написать заявление. Но всякий раз вереница провинностей отодвигала грехопадение в светлую даль неизбежного дембеля.
