Звук падающих вещей - [33]

Это были две одинаковые конструкции, разделенные полосой земли шириной в целый проспект, похожие на двухэтажные каюты на толстых сваях, они стояли бок о бок и были обращены к пустырю, над которым ожидался воздушный парад. Трибуны были похожи, за исключением одной детали: посреди президентской возвышался восемнадцатиметровый шест, а на нем развевался колумбийский флаг.

Годы спустя, вспоминая о событиях того дня, Хулио говорил, что этот флаг, установленный именно в этом месте, сразу же вызвал у него подозрения. Но легко говорить такие вещи задним числом.

Повсюду царила атмосфера большого праздника. Порывы ветра доносили запах жарящейся еды, многие держали в руках стаканчики от напитков, которые успевали допить прежде, чем поднимались наверх. Каждая ступенька двух лестниц была запружена людьми, они не помещались на трибунах и заполнили пространство между ними. У Хулио кружилась голова, он снова сказал об этом, но капитан Лаверде вновь не услышал: он пробирался между гостями, приветствовал знакомых, обходя в то же время вниманием чужаков, думал о том, чтобы не обидеть кого-то или, наоборот, не поздороваться с кем-то, кто был этого недостоин.

Пробираясь сквозь толпу, держась друг за друга, капитан с сыном добрались до перил. Оттуда Хулио увидел двух лысеющих мужчин, которые разговаривали вполголоса, стоя в нескольких метрах от мачты флага. Он сразу их узнал: это были действующий президент Лопес в светлом костюме, при темном галстуке и в очках с круглой оправой, и избранный президент Сантос, одетый в темное, но в светлом жилете и тоже в округлых очках. Президент уходящий и президент приходящий: судьба страны решалась на двух квадратных метрах деревянного сооружения. Небольшая группа приближенных – семьи Лосано, Турбай, Пастрана – отделяла президентскую ложу от задней части трибуны, скажем так, от верхнего уровня, где находились Лаверде.

Издалека, через головы избранных, капитан поприветствовал президента Лопеса, тот ответил сдержанной улыбкой, и они знаками условились встретиться позже, потому что все как раз начиналось. Сантос обернулся посмотреть, с кем это обменивается жестами Лопес; он узнал Лаверде, слегка кивнул ему, в этот момент в небе показались трехмоторные «Юнкерсы», и все взгляды обратились к ним.

Хулио смотрел во все глаза. Он никогда не видел таких сложных маневров на таком близком расстоянии. «Юнкерсы» были тяжелыми, их раскрашенные фюзеляжи делали их похожими на огромных доисторических рыб, двигались они величественно. Каждый раз, когда они пролетали, воздух волнами накатывал на трибуны, взъерошивая прически женщин, которые были без шляп. Затянутое облаками небо Боготы, эта грязная простыня, которая, кажется, накрыла город с момента его основания, было идеальным экраном для такого фильма. Три «Юнкерса», а теперь еще и шесть «Фальконов» пролетали туда-сюда на фоне облаков, как по сцене огромного воздушного театра. Их построение в небе было идеально симметричным. Хулио на мгновение забыл о горечи во рту, голова перестала кружиться, он смотрел на холмы на востоке, на их туманные силуэты, вытянувшиеся вдали, длинные и темные, как спящая ящерица. На холмах шел дождь, и он подумал: дождь скоро доберется и до них. «Фальконы» пролетели снова, воздух снова дрогнул. Рев двигателей не мог заглушить восхищенные крики трибун. На полупрозрачном диске вращающихся винтов вспыхивали короткие сполохи света, когда самолет делал разворот. Наконец появились штурмовики. Они возникли из ниоткуда, выстроились в клин улетающих ласточек, и трудно было поверить, что это не живые существа, что ими кто-то управлял. «Это Абадия», – сказала какая-то женщина. Хулио обернулся, чтобы посмотреть, кто это был, но те же слова звучали и с другой стороны трибуны: имя звездного пилота разносилось в толпе, как дурной слух. Президент Лопес поднял руку и указал на небо.

– А вот теперь, – сказал капитан Лаверде, – мы увидим кое-что настоящее.

Рядом с Хулио стояла пара лет пятидесяти, мужчина в галстуке-бабочке в горошек и его жена, мышиное лицо которой не скрывало того факта, что когда-то она была красивой. Хулио слышал, как мужчина сказал, что собирается подогнать машину поближе. А жена ответила: «Глупости, оставайся здесь, пойдем позже, ты пропустишь самое интересное». В этот момент эскадрилья низко пролетела перед трибуной и повернула на юг. Раздались аплодисменты, Хулио тоже хлопал. Капитан Лаверде забыл о нем: его взгляд был прикован к происходящему, к опасным рисункам, которые самолеты чертили в небе, и Хулио понял, что отец тоже никогда не видел ничего подобного.

– Я и не знал, что самолет на такое способен, – скажет Лаверде много позже, когда этот эпизод будут снова обсуждать на собраниях и семейных обедах. – Казалось, что Абадия отменил закон земного притяжения.

Возвращаясь с юга, «Хоук» капитана Абадии отделился от строя, или, скорее, другие штурмовики оторвались от него, рассыпались, как букет. Хулио даже не заметил, как Абадия остался один, не понял, куда подевались другие самолеты, они внезапно исчезли, как будто растаяли в облаке. Одинокий штурмовик прошел перед трибуной и сделал вираж, вызвавший крики и аплодисменты. Его провожали сотни глаз, все видели, как он маневрирует и разворачивается, на этот раз летя все ниже и быстрее, вычерчивает новый пируэт на фоне гор, а затем снова теряется в небе, появляется словно из ниоткуда и направляется к трибунам.