Звук моего голоса - [14]

— Мэри! — выкрикнул ты и схватил ее за руку. Она обернулась на тебя. В твоем лице явно просматривалась паника. Все словно замедлило ход. Требовались усилия, чтобы переставлять ноги — одну за другой; ты почувствовал себя таким тяжелым, как будто давление воздуха или гравитация вдруг резко выросли.

Она что-то говорила тебе; ее губы шевелились, но ты ничего не слышал. Рука ее стала обхватывать тебя за талию — медленно, утомительно. Стало трудно дышать; каждый вздох — все более и более тяжкое усилие.

К тому времени когда вы дошли до «наказаний», ты уже сражался за каждую каплю воздуха. Медленно, очень медленно, дети повернулись к вам. Челка Тома неимоверно долго не ложилась на место. Чтобы дышать, тебе пришлось распустить галстук и расстегнуть верхние пуговицы рубашки.

Губы Мэри снова двигались. Ты попытался разобрать, что она говорит. Она показывала на клумбу, однако ты думал лишь о дыхании. Том и Элиз отодвинулись в сторону, чтобы ты мог лучше видеть.

Что-то там было в земле, в грязи, что-то, пытающееся зарыться назад в почву, подальше от солнечного света и воздуха.

Том поднял совок и деловито раскапывал землю, чтобы представить то, что там было, всеобщему вниманию.

А ты чувствовал, что вот-вот потеряешь сознание от недостатка кислорода.

Каждый раз, когда создание почти оказывалось на поверхности, почва вдруг медленным движением вновь обрушалась на него. Элиз тоже принялась копать, потом и Мэри.

У тебя больше не было сил еще раз набрать полные легкие воздуха. Ты повернулся и бросился к дому — задыхаясь, согнувшись почти пополам.

Коктейльный шкафчик был закрыт. Где же ключ?

Внутри, за стеклом, ты видел большую бутылку джина. Твои пальцы скользнули вдоль стеклянной плоскости; ты стоял на коленях, пытаясь открыть дверцу. Где же ключ?

Там было три бутылки: джин, бренди и водка. А ключа нет. Ты задыхался, борясь с позывами рвоты.

Мгновение спустя вкус джина напоминал жидкий кислород. Давление моментально исчезло, ты снова мог дышать. Будто в первые мгновения после того, как выныриваешь из воды, ты хватал воздух огромными глотками.

Затем ты обернулся и увидел входящую Мэри.

— О нет, Моррис! Нет! — выкрикнула она.

Но ты уже был настороже и отстранился от нее. Она не отнимет у тебя бутылку, по крайней мере сейчас.

Ты сделал еще глоток.

— Я умирал там, умирал, понимаешь? Мэри начала плакать.

— Мне нужно было выпить глоток, и все. Я не мог дышать, — добавил ты. — Теперь все хорошо.

— Глоток! — воскликнула она. — Моррис, ты выпил почти полбутылки. И на тебе везде кровь…

Она снова начала плакать.

Полбутылки? Нет, меньше. Хотя твои руки были в крови — ты разбил стекло коктейльного шкафчика.

«Наказания» последовали за ней и теперь стояли в проеме большого, от пола до потолка, французского окна.

— Мама вернется через минутку. — Мэри повернулась к ним. — Папа порезался. Сейчас мы промоем рану и наложим повязку.

Однако Элиз уже была в комнате. Она стояла в нескольких футах и пристально смотрела на тебя. Слишком испугалась, чтобы говорить?. — Я хотел пить, ведь так жарко, понимаешь? — объяснял ей ты.

Она продолжала смотреть на тебя. Молча. Ты хотел еще выпить — но не сейчас, пока она здесь стоит, не на фоне такой тишины. Если она повернется и уйдет, так и не сказав ни слова…

— Элиз, — позвал ты ее. — Элиз, — позвал ты громче, но она уже ушла.

Ты так и застыл, глядя на место, где стояла дочка, пока Мэри брала у тебя бутылку. Потом она повела тебя в кухню, чтобы промыть руку. После этого наложила немного мази, все время называя тебя дурачком, сплошной неприятностью. Она была проворной и очень нежной. Убедившись, что порез чист, перевязала его — не слабо, но и не туго.

— Так хорошо, — сказала Мэри наконец. В тот момент, когда она подняла голову, тебе захотелось поцеловать ее. В щеку. Стыдишься целовать ее в губы?

— Спасибо, — удалось тебе произнести нормальным голосом, выдерживая ее взгляд долго, как только ты мог, прежде чем отвести свой.

— Ну, — начала она, потом положила руку тебе на плечо, чтобы ты снова смотрел на нее. Улыбнулась и продолжила: — Ну, нам бы лучше собрать разбитое стекло — мы же не хотим порезаться, не так ли?

Мэри подалась вперед и раскрыла объятия. Ты обнял ее, и несколько секунд вы вдвоем стояли молча — твоя голова у нее на плече.

Десять часов. «Наказания» в постели, им пришлось гораздо раньше пожелать спокойной ночи папе, который все еще не очень хорошо себя чувствовал после того, как так сильно порезался днем. Том спросил, много ли ты потерял крови и сколько тебе нужно потерять, чтобы умереть. Ему было интересно, чувствуешь ли ты, что теперь весишь меньше. Элиз дотронулась до твоей ладони, когда потянулась поцеловать тебя; ты не уверен, сделала ли она это случайно или нет; затем она пожелала спокойной ночи и немедленно вышла из комнаты.

Мэри внизу смотрела телевизор.

Завтра — бисквитный понедельник. Ты лежал в постели, глядя на бессонную луну, медленно плывущую в окне и оставляющую за собой шлейф из невесомых звезд. Ты тоже был невесом: ты глубоко дышал, жабры после дня отдыха все еще находились в хорошем состоянии. Ты выжил и вернулся в океан, туда, где родился, куда тебя принес убаюкивающий поток джина. Завтра утром он нежно вынесет тебя на берег.