Звучит повсюду голос мой - [162]

О Сеид, если так ненавидят поэты мечеть,

Что ж они там нашли, раз весь день пропадают в мечети?

Строки, прочитанные Моллой Курбангулу, дышали греховностью, пороком. Проповедник знал, что читать. В мечети поднялась злоба, росло раздражение, стоило только кликнуть клич... И снова под куполом мечети зазвенел голос Мешади Гулама:

- Все хорошо знают, что каждое деяние, совершаемое людьми, предначертано великим творцом и, разумеется, известно ему... Аллах велик и всемогущ, и не нам, простым смертным, указывать ему, что праведно, а что греховно! Но так как уважаемое собрание не знает всего, что написал уважаемый поэт Ага Гаджи Сеид Азим Ширвани, а сегодняшняя трибуна, как я вижу, предназначена для чтения его стихов, я позволю себе с вашего разрешения прочитать еще одно стихотворение поэта:

О аллах всемогущий, поскольку я близок к тебе,

Тебе ведомо все, что я делал в сей жизни земной.

О аллах, осчастливь же Сеида вниманьем своим

В краткий миг, как предстанет душа его перед тобой.

Аллах велик, и никто не может возвыситься над ним; осведомленный в делах своих рабов, он дарует каждому то, что считает сообразным. Сам создатель вселил в Сеида вдохновение, чтобы он смог вот так выразить мысли истинно верующего мусульманина. Если же учесть, что прочитанное Моллой Курбангулу стихотворение поэт писал в молодости, а то, что прочел я, в зрелом, то станет ясно, что сам великий аллах простил ему заблуждения юных лет. Вправе ли мы пересуживать веление аллаха?

Друзья вздохнули с облегчением: "Да упокоит аллах дух твоего отца, Мешади Гулам! Лучшего заступника Are не могло и быть!"

А враги негодовали: "Ну, погоди, сукин сын, чтобы тебя наказал святой имам Рза, которому ты поклонился в Мешхеде!.."

Сеид Азим решил, что дольше оставаться в мечети не стоит, спор не может привести ни к чему хорошему, стороны никогда не придут к соглашению. Сеид Азим поднялся, за ним Мешади Гулам и еще несколько друзей. Когда они вышли в небольшой коридорчик, где верующие оставляют свою обувь, Алыш незаметно дал знак своим помощникам и мюридам Абида-эфенди. Как только толпа увидела, что некоторые расходятся по домам, большинство поднялось на ноги и сразу двинулось к дверям, многие спешили забрать свою обувь. В толчее и суматохе Мешади Гулама оттеснили от Сеида Азима. Поэт ощутил, что попал в плотное кольцо чьих-то тел, попробовал высвоводиться, но не тут-то было. Ему даже не удавалось оглянуться и определить, куда толпа отбросила от него Мешади Гулама. Его несло общим движением помимо воли. Странное, неизведанное чувство охватило его душу, так уже было когда-то давно, у дома, где его поджидали дружки Абида-эфенди, вскоре после написания им эпиграммы на эфенди. Тогда его спас Керим-бек... Его несли плотно сдвинувшиеся вокруг него плечи чужих людей с равнодушными, холодными глазами. Ему показалось, что рядом он услышал шепот Алыша: "Ты получишь по заслугам...", злоба и ненависть горели в глазах бывшего разбойника, красная от хны борода почти касалась лица Сеида Азима.

Толпа все напирала, сжимая его все теснее и теснее.

- Эй, осторожно, задавите...

- Не толкайтесь, так недолго и задушить человека...

А сзади чей-то голос молил:

- Эй, правоверный, поосторожней, впереди Ага...

- Да буду я жертвой его предка, как он попал сюда?..- Это был голос Алыша...

Друзей охватил страх, предчувствие беды. Мешади Гулам оказался далеко позади Аги, Ширина Абдуллу толпа вытолкнула на улицу. Ширин горько вздыхал: "Ага, Ага..." Мешади Гуламу из-за скопища голов ничего не было видно. Он напрасно пытался протиснуться к поэту, невидимые клещи тянули его назад.

Внезапно руки Алыша, которые Сеид Азим чувствовал на своем теле, отпустили его. Сеид воспользовался моментом и резко повернулся спиной к стене. Он оказался лицом к лицу с враждебными, озлобленными лицами, врагов это не остановило: они плотной стеной придавили его.

Служка, в обязанности которого входило следить за обувью, в страхе взобрался на полки.

- Эй! Остановитесь! Что вы делаете?!.. Эй, люди, помогите! Ага! Дорогой!.. Ага задыхается...

Может быть, именно крик и слезы служки остановили убийц. Руки мюридов, вцепившиеся в одежду поэта, сдавливающие его грудь, тянущиеся к его горлу, чуть ослабили хватку. Те, кто стремился прийти на помощь поэту, надавили, старая дверь не выдержала, застонала, заскрипела, Алыш и его приспешники с грохотом вылетели на улицу.

- Назад, не толкайтесь...

- Дайте дорогу, освободите Агу...

- Эй, злодеи, что вы делаете? Не стыдно?!

- Ой, его совсем задушили.

Рыдал старый хранитель обуви, поддерживая под локоть Сеида Азима, который был чуть живой. К нему наконец смог пробраться Мешади Гулам. Они вдвоем вывели поэта во двор мечети, где их встретил Ширин Абдулла. Очевидцы и участники происходившего в мечети поспешили разойтись по домам. Через несколько минут огромный двор опустел.

Сеид Азим едва стоял на ногах, грудь его часто вздымалась, словно ему и теперь не хватало воздуха, лицо его было пепельно-серым. Он растерянно молчал. Друзья, взяв его под руки, повели домой.

Постель поэта все время окружали друзья, один сменял другого. Но сегодня он захотел остаться один, предчувствуя скорый конец, он испытывал необходимость собраться с мыслями... Сегодня он подводил итог прожитой жизни, итог того, чего он достиг в борьбе за свои идеалы, которые были смыслом его пребывания на земле. Он сам себе возвел в душе "чистилище" и пропускал сквозь него поступки, хорошие и дурные, отчетливо запомнившиеся и стершиеся в памяти, победные и принесшие поражения. Жизнь дарила ему наслаждения, не все из них были безгрешны, и он мучился невозможностью что-нибудь исправить. Бывало, он ошибался, но опыт приходит с возрастом, и нельзя с уверенностью сказать, что лучше - ошибки юности или мудрость старости. И все-таки, кажется, добрых дел в его жизни было больше. Его поэзия... Он надеялся, что будущие поэты вспомнят о нем, как и ученики, которым он отдал часть своей жизни...