Звучит повсюду голос мой - [164]
- Пусть аллах простит!
- Я боюсь...
- Что аллах не простит тебе грехов прелюбодеяния?
- Я боюсь, что люди сами начнут прощать себе грехи, будут подражать дурному, станут рабами своих страстей...
- Пророк Мухаммед сказал: "Аллах прощает грехи тому, кто не упорствовал в том, что совершил их, зная, что грешит..." Ты знал, что делаешь, мой поэт?
- В коране сказано: "Не облекайте истину ложью, чтобы скрыть истину". Я знал, что делаю зло...
- Да простится тебе оно.
- Ты еще здесь, царица фей?
- А где я еще могу быть в эти минуты?
- Там, где рождается радость...
- Тебе, мой поэт, я не смогла ее подарить...
- А вот и ошибаешься. Были в моей жизни мгновения счастья, которые я не обменял бы даже на судьбу султана... Не отдал бы свои пятьдесят три года жизни за долголетие скопца и неуча...
- Аллах всемогущий дарует разум и счастье тому, кто обладает разумом.
Ему казалось, что фея вдохновения прощается с ним перед дальней дорогой.
Откуда-то к нему протянулась рука... Кто-то его повел... Куда? Он чувствовал, что оттуда нет возврата... У него лились слезы... "Я ухожу... Прощайте, родные, мой Джафар... моя мама... моя Джейран. Я покидаю вас, не оставив имущества и надежды на будущее, да буду я вашей жертвой..."
Он силился открыть глаза, но веки были такими тяжелыми, грузными.
Жизнь словно нехотя покидала его, сквозь шум в ушах до него доносились знакомые голоса:
- Клянусь духом Ахмеда-аги, каждое его слово - истина! Потомки не забудут его! - Это Махмуд-ага...
- Он богохульствовал и грешил, и этим сам вынес себе приговор! - В голосе Моллы Курбангулу звучала злоба...
- Он нечестивец и лгун, да простит мне такие слова его предок! Честное слово, бабид он, а что вы думаете? Не рога же у них растут, такие же люди, но только бабиды! - рассуждал Закрытый.
Голос Ахунда Агасеидали:
- Сказано в коране: "Пусть верующие не берут себе близкими неверных. А кто сделает это, у того с аллахом нет ничего общего, если только к этому их не принудят страхом". Перед лицом творца теперь мы разрешим наш спор, двоюродный брат...
Неожиданно умирающему вспомнился огнепоклонник, которого он видел в храме в Сураханах... Несчастный, оборванный, изможденный далекими переходами из самой Индии, он пришел сюда умирать и перед смертью молился своим богам, опустившись на сухую, покрытую коркой землю, сквозь щели которой вырывалось пламя. "Ты задолго до меня распростился с жизнью и предстал перед создателем, огнепоклонник... Куда направил тебя, неверного, аллах, вниз или вверх? Перед вечностью все равны... Неизвестный брат мой, если всех создал единый творец, почему он допустил различия между религиями живущих на земле?"
- С освоением чужого языка к нам проникнут и чужие обычаи, двоюродный брат, пьянство.
Он пытался ответить Ахунду Агасеидали, что Ширвану необходимо сближение с такой страной, как Россия, чтобы с ее помощью пойти вперед, к просвещению, но губы уже не слушались его.
- Люди забудут свой язык, если будут учиться чужому, брат мой.
"Любовь к родине не допустит этого, ты вспомни Физули, который и вдали от родины оберегал свой родной язык..." - рвалось с языка, но губы оставались сомкнутыми.
- Да буду я твоей жертвой, Ага, память о тебе останется навсегда среди моих слушателей, - улыбнулся поэту весельчак Джинн Джавад, сидя на своем камне под гигантской шелковицей.
- Свет моих очей, Ага! Ты ушел, оставив меня одного в этом мире... О Гаратель не беспокойся! Она учится в Тифлисе в школе. Гаратель Тарланова будет первой учительницей для наших обездоленных сестер и дочерей. Не волнуйся за дитя моей Соны...
- Кто еще сумеет любить так свой народ, чтобы во имя его будущего жертвовать собой?.. О люди! Он жил ради вас, и вы заставили его мучиться перед смертью! - зазвенел голос любимого ученика Алекпера Сабира. - В чем его вина? В том ли, что он намеревался открыть глаза детям своего народа, улучшить их жизнь?!
- Кто будет сражаться с миром алышей и "закрытых", моя фея? Неужели они будут праздновать мою смерть как победу?
- Спи спокойно, Ага! Пусть ширванская земля примет тебя... Твоя смерть всколыхнет весь Ширван, твое знамя подхватят молодые твои ученики, ты же сам сказал:
Звучит повсюду голос мой, и с ним, Сеид, я не умру.
Пусть в нем бессмертье обрету - одно желанье у меня.
Наступил восьмой день месяца рамазана 1305 года мусульманского летосчисления, или 20 мая 1888 года по христианскому календарю...
По ширванскому обычаю умершего хоронили в тот же день. Так велел пророк: отныне умерший принадлежит всевышнему, и живым следует как можно скорее проститься с ним.
К дому стекались толпы народа. Вынесли тело и сопровождали его на кладбище Шахандан, где желал быть похороненным поэт, его ближайшие друзья: Махмуд-ага, Керим-бек, Гаджи Омар-бек, Гаджи Самед-бек, поэты Зарухи, Рагиб, Агаали-бек Насех...
В окрестностях Шемахи есть три холма, и все они отданы усопшим. Три кладбища - Шахандан, Лалазар и Еддигюмбез - семь куполов. Эти холмы - самые живописные места моего Ширвана, будто мои соотечественники и после смерти хотели любоваться красотой родной земли.
Сегодня Шахандан принял моего поэта, моего Сеида, моего Агу...
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.