Звучащий свет - [9]

Шрифт
Интервал

Как вопрошение капели.
Ну что же! – спрашивай опять,
Купель качая колыбелью,
Покуда дней не сосчитать
За этой тающею трелью,
За цитаделью хрусталей,
Где ходят тени-богомольцы,
Где нам колышет Водолей
Струящиеся колокольцы.
8 февраля 1978

Элегия

Былою осенью – наследством хризантем —
Сей дом наполнен в памяти послушной,
И сад живёт устойчивей затем,
Что вид утерян благодушный, —
И, взглядом следуя от веток-растерях,
В подолах листья пламени даривших,
До льдов, – двойной испытываешь страх
За вовремя отговоривших,
В тумане канувших на лодке, где весло —
Волшебный жезл участия в движенье, —
И если бы случайно повезло,
Каким бы стало постиженье?
Цветы не надобны сегодня февралю —
Капель вызванивает жалобно и хрупко,
И если я богов не прогневлю,
Какой окажешься, голубка?
Не той ли горлицей, что нынче в деревах
Стонала, горло надрывая,
Чтоб сердце вздрогнуло в разрозненных снегах,
Забилось, горе прозревая?
Иль той, летающей над пропастями дней,
Питомицею стаи
Едва покажешься, что виделась ясней
Пора святая?
Не знаю, милая, мне некого спросить —
Ночные сетованья кротки —
От счастия, пожалуй, не вкусить —
И нет ни лодки,
Ни льющейся по-прежнему воды,
Текучей, изначальной, —
И где оно, присутствие беды,
В игре печальной?
Там осень без участья в ворожбе
Ушла невольно —
И некому напомнить о себе,
И слишком больно.
14 февраля 1978

Февраля прощальная песнь

Хрусталя фасеточный глаз,
Февраля прощальная песнь, —
Извели бы горем не раз,
Но живу и радуюсь: есмь!
Измельчи ветвей филигрань,
Неуёмный ливневый гул,
Не затронь запретную грань —
От неё не первый уснул.
Ничего не видно вдали,
Где в песках оставил следы, —
И, согласно праву, внемли
Пелене кромешной воды.
А бывало, тоже знавал,
Толкователь капель ночных,
Где звериный зрят карнавал
И находят чаек степных.
Этот хмель, вестимо, прошёл,
Истомил, как вишенный цвет, —
И от всех положенных зол
Исцеленья, видимо, нет.
Что же обруч тесен причин
И широк не чаемый круг? —
Без известных, значит, кручин
Ты и впрямь воспрянешь ли, друг.
До чего ж текстологам жаль
Разбираться в дивном бреду,
Где дружна с юдолью печаль,
А начало – где-то в саду!
Размышленья помни урок,
Расставанья слушай укор —
И забьётся в горле комок,
И постигнешь Ангельский хор.
1 марта 1978

Ночные цветы

I
Из темноты, увенчанной цветами,
Явилось мне смирение – но в нём
И таинство, и шествие с дарами
Сопутствуют общению с огнём, —
Измучен глаз – и век жестококрылый
Состариться успел и не в чести —
Но обретать насущное в пути
Мы начинаем с новой силой.
II
Дворы пусты, как выходки вельмож,
Закат автомобильный страшен, —
Стигийских стражей и кремлёвских башен
Содружество томит, – и ты не вхож
Ни в шелест, возвышающий листы,
Ни в двери, —
И вещи до наивности просты
В предвестии потери.
III
Вино бездомицы в стакане ледяном
Хрустальным плеском сковывает веки,
С ночлегами в безумной картотеке
Торжественно знакомясь за окном,
Где голуби над храмом пролетят —
И вместе с колоколом гулким
Из райских новостей, из Царских врат
Прольётся свет по переулкам.
IV
Не жертвуйте им нежности язык,
Доступности и лести – двум сестрицам, —
Никто ещё в коварстве не привык
Ладони прижимать к ресницам,
Зрачки терзая пыткой пустоты
С поклоном и полунамёком, —
И только незабвенные черты
Помогут в испытании жестоком.
V
Пусть ветер предпочтителен другим —
Но вы, цветы, наперсники покоя,
Из кротости к намереньям благим
Питаете доверие такое,
Что, птичьему подвластны волшебству,
Звериному началу пробужденья,
Предчувствуем во сне и наяву,
Когда оно пройдёт, уединенье.
VI
Из музыки смолою золотою,
Из улья пчёл —
Янтарь и мёд, – и хладною золою,
Чрез козни зол,
Меж казней и помилований редких,
Идти во тьме
Без мотыльков на яблоневых ветках —
Туда, к зиме.
VII
Но вы, цветы, воздушны и легки
В полуночи, где месяц не огниво,
Зане перекликаетесь на диво
Лишь с теми, кто тихи и далеки, —
Пусть вестники разлуки захотят
Войти сюда, в чертог нерукотворный,
В неизмеримости склоняясь непокорной, —
И нам, отверженным, поверят и простят.
31 мая – 14 сентября 1978

Апрельским вечером

Апрельским вечером, как в обморок, шагни
Туда, где трав идёт произрастанье,
Не думая, что нынешние дни
Тебе готовят испытанье, —
Ведь, сколько ни удерживай себя,
В порыве ревности иль праздности стремлений
Внимаешь разуму – и, душу не губя,
Живёшь меж новых поколений.
Ах, вот и сам он, славный вечерок, —
Тихоня благостен – бежать ему не к спеху, —
И поверху летает голубок,
Окрестным птахам не помеха, —
Не брошен ты – а люди разбрелись, —
В округе ропот непрерывный —
И, может быть, уже разобрались,
Где гул колеблется надрывный.
Там трогают подземную струну
В пещере града великаны,
Плечами приподнявшие весну
В такие области и страны,
Где позже предстоит нам изучать
Таблицу опытов и чисел непослушных,
Чтоб даже в похищениях воздушных
Ключи к прощению в руках перебирать.
И птица-девочка так робко и легко
С переселенцами играет,
А те в наивности грубее понимают,
Что могут оказаться далеко, —
У рек в обычае, течение храня,
В дозоре отзываться берегами —
И приближаемся неслышными шагами,
Пожалуй, к постижению огня.
Апрель – 5 сентября 1978

Элегия сверчков

Сверчков я слушаю призывные мольбы —
Подземной музыки владыки,
Они к своей стремятся Эвридике,
Невидимой в неведеньи судьбы,

Еще от автора Владимир Дмитриевич Алейников
Седая нить

Владимир Алейников – человек-легенда. Основатель поэтического содружества СМОГ (Смелость, Мысль, Образ, Глубина), объединившего молодых контркультурных авторов застойных шестидесятых, отказавшихся подчиняться диктату советского государства. Алейников близко знал Довлатова, Холина, Сапгира, Веничку Ерофеева, причем не только как творческих личностей, но как обычных людей с проблемами и радостями, понятными многим… Встречи с ними и легли в основу этой мемуарной книги.


Тадзимас

Владимир Алейников (р. 1946) – один из основных героев отечественного андеграунда, поэт, стихи которого долго не издавались на родине, но с начала шестидесятых годов были широко известны в самиздате. Проза Алейникова – это проза поэта, свободная, ассоциативная, ритмическая, со своей полифонией и движением речи, это своеобразные воспоминания о былой эпохе, о друзьях и соратниках автора. Книга «Тадзимас» – увлекательное повествование о самиздате, серьезнейшем явлении русской культуры, о некоторых людях, чьи судьбы неразрывно были с ним связаны, о разных событиях и временах.