Звучащий свет - [11]

Всю невидаль – поэтому ль пристрастна?

Весь выпила неведомого яд

И забытьё, как мир, в себя вобрала,

Чтоб испытал огромный этот сад

Гнев рыцарей, чьи подняты забрала.

Меж замерших стволов, обнажена,

Уже ошеломляюще желанна,

Плечом поводит дева-тишина,

Свечой в воде отражена нежданно.

Полны значения и тропки перевод

С издревле чтимого наречья,

И чуждый взгляд, что мёд пчелиный пьёт

Из чаши жреческой – в ней участь человечья.

Ты всё мне выскажешь – я весь внимать готов,

Запечатлеть свободно, без усилий,

И отпечатки лёгкие следов,

И слой фосфоресцирующих лилий.

И вся фантасмагория ветвей —

Не более чем новая обитель,

И будешь ты из многих сыновей

Один в избранничестве житель.

Гляди внимательней – понять и мы должны:

Где голос трепетней и пламень своевольней?

Кто в том порукою, что близко до луны

И дверь туда не обернётся штольней?

И в числах циклопических светла ль

Улыбка дальновидного Египта,

Чтоб доли не разгадывала даль

И пряталась отшельницею крипта?

Поведай при свидетелях живых,

Мерещатся ль огни святого Эльма

На вежах и вратах сторожевых

Иль слепота обманывает, шельма.

Сумеешь ли, героям не в пример,

Нащупать нить и справиться с кошмаром,

Избавившись от власти грозных сфер,

Где мрак ревёт библейским Велиаром?

Нет знахарей, чтоб травы принесли, —

Магическое зеркало разбили —

И лишь осколки, брошены в пыли,

Оправдывают путаницу были.

Другая жизнь воскреснет на холмах —

Из недр её рубин с аквамарином

Гелиотропам, вспыхнувшим впотьмах,

Поведают о горле соловьином.

Там осени заоблачная весь,

Где ощутима в воздухе безлистом

Замазка мудрости – таинственная смесь,

Открытая Гермесом Трисмегистом.

26–27 августа 1979

Облака

День ли прожит и осень близка

Или гаснут небесные дали,

Но тревожат меня облака —

Вы таких облаков не видали.

Ветер с юга едва ощутим —

И, отпущены кем-то бродяжить,

Ждут и смотрят: не мы ль защитим,

Приютить их сумев и уважить.

Нет ни сил, чтобы их удержать,

Ни надежды, что снова увидишь, —

Потому и легко провожать —

Отрешенья ничем не обидишь.

Вот, испарины легче на лбу,

Проплывают они чередою —

Не лежать им, воздушным, в гробу,

Не склоняться, как нам, над водою.

Не вместить в похоронном челне

Всё роскошество их очертаний —

Надышаться бы ими вполне,

А потом не искать испытаний.

Но трагичней, чем призрачный вес

Облаков, не затмивших сознанья,

Эта мнимая бедность небес,

Поразивших красой мирозданья.

3–4 сентября 1979

Ближе к вечеру

Ближе к вечеру воздух тонок,

Облака разбрелись – куда? —

И заплачет во сне ребёнок,

И в саду прожурчит вода.

Вот и ждёт глубина в кристаллах:

Припади – и увидишь сам

Даль, прозрачнее стёкол талых, —

Ну так что ты услышал там?

Чей-то голос, давно тоскуя,

В лабиринтах среди зеркал

Прозвучал, чтоб, уже рискуя,

Хоть на ощупь его искал.

Не удержит сосуд скудельный

И уронит ладонь в траву

То, что звук сохранит отдельный, —

Не напрасно его зову.

Звук единый, сей ключ гармоний,

Сей хрустальный клочок луча,

Из каких извлечёшь агоний,

Чтоб зажглась для живых свеча?

Вот сверчок, истомлённый страстью,

Точит в сердце астральный нож —

И стоишь, наделённый властью,

Где луна поднялась, – и всё ж…

3–4 сентября 1979

Чем слово древнее

Я розу ночную срывать не хочу —

Мне взор её сердце тревожит, —

Ей запах не к спеху и плач по плечу,

Хоть где-нибудь голову сложит.

Но я не припомню в шипах похвальбы —

Так было и будет, пожалуй, —

Нет в поздних цветах проявленья мольбы —

Есть привкус надежды немалой.

Приемлю я их не за то, что спасут, —

За то, что печали не множат, —

Когда-нибудь с ними меня понесут,

Пусть век был вполне и не прожит.

В объятья когда-нибудь их соберу,

В ковчег их возьму небывалый —

И сбудется это, как зов поутру,

Где отсвет колеблется алый.

Пусть в дрожи огни – я брожу меж огней

И знаю уже безвозвратней:

Чем слово древнее, тем песня сильней,

Тем звёзды её незакатней.

Одну её слушай – протяжнее нет, —

Не прячь от неё откровенья,

Покуда влечёт нескончаемый свет

Из недр забытья – не забвенья.

5–6 сентября 1979

Отрешенье

Лишь глоток – лишь воздуха глоток,

Да от ласки влажный локоток,

Да пора – царица полумира

Под звездой в надменной высоте

Тянет руки в бедной наготе

К двойнику античного кумира.

На лице – смирения печать,

Чтоб судьбу смелей обозначать, —

Подобрать бы камни к фероньеркам! —

С виноградом вместе зреет гром,

Чтобы дождь, поставленный ребром,

Удивил павлиньим фейерверком.

На ресницах – мраморная пыль,

Колосится высохший ковыль,

Да венком сплетается полынным

Эта степь, истекшая не зря

Горьковатым соком сентября,

С шепотком акаций по долинам.

Не найти заветного кольца,

Не поймать залётного птенца —

Улетит с другими он далёко, —

В розоватой раковине дня

Слышен гул подземного огня,

Ропот слеп, как гипсовое око.

Станут нити в иглы продевать,

Чтоб лоскутья времени сшивать,

Изумлять виденьем карнавала,

Где от масок тесно и пестро

И пристрастья лезвие остро,

А участья как и не бывало.

Полно вам печалиться о ней,

Круговой невнятице теней, —

Не объять причины увяданья —

И в тиши, растущей за стеной,

Дорогою куплено ценой

Отрешенье – символ оправданья.

6–7 сентября 1979

Полнолуние

Бледнеют в доме зеркала

И открываются провалы,

Куда луна бы завела, —

Ты скажешь: чаша миновала!

Как фосфор в пепельном окне,

Струится свет привадой сладкой, —

Ты скажешь: в дальней стороне