Звезды зреют на яблонях - [12]

— Хорошо. Каски, — говорит Радченко. — Я записываю. Сколько касок?

— Давайте пятьсот штук…

Этот разговор происходит в поселке Кима.

И вот вместе с тоннельщиками я еду на строительную площадку. Поселок Кима остался позади. Машина идет по шоссе, а по обеим его сторонам — пустыня. Это нагромождение камня. Кажется, тут работали гигантские экскаваторы и навалили отвалы взорванного гранита. Ни травинки. И так до Красного моря.

— Самгорские тоннели, — неожиданно говорит сидящий рядом инженер, — проходили в так называемых майкопских глинах. Эти глины развивают чудовищное давление — все ломается, все трещит… Был у меня прораб, ему семьдесят лет, глухой… Если бы его сюда — я был бы спокоен. К сожалению, у него шестнадцать болезней и старость… Никуда он из дома не поедет. А в общем, в пятьдесят тоннельщик уже выходит на пенсию…

Мы молчим.

— Здесь тоже есть человек, так у него с сердцем плохо. Просится назад. А я бы предпочел его сам на руках приносить к рабочему месту, но не отпускать!

Инженер начинает сердиться:

— Тоннельные работы — это не только знания, поверьте мне, не только формулы, — нужно иметь шестое чувство! Тот старик ничего не слышит, он чувствует… На выемку канала вы можете поставить сколько угодно буровых станков. А в тоннеле узкий фронт работ. Вы это понимаете? Нужно каждого человека, каждый молоток поставить именно в том месте, где им следует находиться. Только так дело пойдет!

Машина останавливается перед входом в тоннель.

Вот она, утроба пустыни!

Метров на шестьдесят тоннель уходит в глубь скалы. Там, где идет бурение и гранит полит водой, он буро-красный, как запекшаяся кровь. Гудят пневматические буры. Гудит компрессорная установка, нагнетая воздух… Инженер наклоняется к самому моему уху и кричит:

— Мы вынимаем в сутки сто восемьдесят кубометров скалы. Мечтаем вынимать триста кубометров!

Все в тоннеле заполнено мельчайшей каменной пылью.

Он снова наклоняется и кричит:

— В этом месяце пройдено шестьдесят пять метров. Мечтаем проходить сто метров.

Он кричит:

— Нужно вынуть более пятисот тысяч кубометров скалы. Уложить для одной только первой очереди более ста сорока тысяч кубометров железобетона. Понимаете?

И когда мы выходим и уже можно не кричать, а разговаривать, спрашивает:

— Вы познакомились с проектом? Мы должны построить шесть тоннелей. Для чего? Для электростанции. По этим тоннелям вода пойдет на турбины общей мощностью более двух миллионов киловатт. Она даст Египту около десяти миллиардов киловатт-часов в год. Мы строим тоннели для промышленной революции — вот для чего мы их строим!

Как-то под веселую руку машинист четырехкубового экскаватора Володя Харкин сказал:

— Мы поможем арабам построить такую электростанцию, чтобы они кушать могли при помощи электрической кнопки. — И тут же вдруг погрустнел и как-то совсем не к делу добавил: — Тут и фрукты разные, и овощи, каких только душа пожелает. А нашим ребятам пива бы, хлеба черного, селедочки. Приедем в Союз, если дождик пойдет, выйдем на улицу и ни под каким видом домой не уйдем, пока этот дождик не кончится. Прошлый год тут тоже дождь был. Представляете, крупные капли, по одной в минуту. Только пять минут шел, и весь тебе дождь!

И еще грустнее:

— Дома природа более или менее замечательная, есть где разгуляться.

О том, как началась тут выемка грунта из каналов, мне рассказывали многие.

…Только что окончили завтракать в столовой Рестхауза — так называется в Асуане дом, где живут советские специалисты.

От бильярдного стола отошли несколько высоченных, широкоплечих мужчин. Я всегда считала себя высокой, а тут едва достаю им до плеча. Стоят вокруг меня Алеши Поповичи, экскаваторщики и бульдозеристы, приехавшие на Асуан. Среди них один, ростом пониже, он как бы пошел вширь, приземистый, круглолицый, с ручищами, как кувалды, — экскаваторщик Дмитрий Рубец.

— Где бы тут посидеть в тенечке, поговорить? — предлагаю я.

— А давайте в наш садик!

Мы открываем калитку и входим в сад из глянцевитых небольших деревьев манго.

— Жаль, — говорит Рубец, — что плоды собраны. Интересные плоды, пахнут земляникой, клубникой — всеми ягодами. Поздновато приехали!

Сквозь деревья просвечивает рыжая ширь Нила. Рубец притаскивает откуда-то два сломанных кресла и ставит их под манговое дерево — так естественно, будто в вишневом садочке.

— Волжский, знаете, такой городок, на семьдесят тысяч жителей. Живут строители. Зеленый весь. Начал я там жить с палатки, а потом один дом, другой… Теперь уже город — можно гордиться! Женился там, детей нажил… — Рубец начинает перечислять строящиеся в Волжском заводы, Дворец культуры, шесть кинотеатров, стадион…

Мне хочется перевести разговор на Асуан, на плотину, но Дмитрий Рубец не может расстаться со своим Волжском.

— …На горе стадион, если вокруг обойти, выйти из калитки и в ту же калитку вернуться — устанешь. Наверное, пять километров отгрохаешь. Правда, я на этом стадионе был только болельщиком…

Приехал сюда, думал — не выдержу, — продолжал Рубец. — Товарищи говорят: «Что же ты сидишь — вызывай жену, подавай заявление, пока оформят, как раз и жара спадет, твои приедут в самый хороший сезон». Ну, я вызвал семью. Теперь тут жена, двое сыновей. Одному семь месяцев, другому — семь лет. Здесь и в школу пойдет.