Звёзды в сточной канаве - [47]

На мосту мы решили остановиться перекурить. Да уж. Бывает же такое, что у двух разных людей увлечения совпадают даже до мелочей. Для меня это тоже вроде медитации – смотреть с моста в реку на солнечную дорожку и покуривать. Выкинув сигареты, мы просто стояли рядом и смотрели в одном направлении – в сторону устья реки, где красное солнце клонится в неторопливо текущие воды, бросая блики на красные кирпичные здания в порту.

Не сговариваясь, мы развернулись друг к другу. Она протянула ко мне обе руки ладонями вперёд. Я послушно приложил к её ладоням свои, так что наши руки образовали подобие изгиба моста, на котором мы стояли. И она чувственно прошептала:

Лицом к лицу постой ещё со мною,

Мост наших рук простёрся над рекою,

От глаз людских не знающей покою.¹⁵

Уже в который раз за этот вечер меня пронзила искра, как от электрического разряда: накануне дня Победы в больнице, Гоги упоминал, что для того чтобы понравиться Ольге, надо читать Гийома Аполлинера. Я думал, он вспомнил именно этого поэта от балды и удивился, что он случайно одного из моих любимых поэтов назвал, имея ввиду всю французскую поэзию серебряного века. Но даже такие малозначительные подробности в нашей истории оказались не случайны.

Мы читали друг другу в русском переводе сначала Аполлинера, потом португальского поэта Фернандо Пессоа, а когда солнце было уже у самого горизонта, она предложила:

– А давай, я тебе спою.

– По-английски или по-русски? – игриво поинтересовался я, про себя отметив, что её сладкий голос я готов слушать хоть по-китайски.

Но она не разделяла моего шутливого тона, внезапно став более чем серьёзной.

– Это песня, что мать мне в детстве пела, в качестве колыбельной. Когда ещё не каждый день пьяная была, – и девушка всхлипнула, положив голову на моё плечо. А потом, устыдившись минутной слабости, отшатнулась: – ой, я кажется промочила твою рубашку, извини.

– Будем считать, что это тёплый летний дождь, – слегка улыбнулся я и нежно погладил её волнистые волосы.

А она повернулась снова лицом к солнцу и запела:

Уходит вечер, вдали закат погас,

И облака толпой плывут на запад.

«Спокойной ночи», – поет нам поздний час,

А ночь близка, а ночь на крыльях сна.

С твоих ресниц слетают тихо грезы,

Стоят задумчиво уснувшие березы…

«Спокойной ночи», – поет нам поздний час,

А ночь близка, а ночь близка…

– Я ещё никому эту песню не пела. Никогда, – прошептала она, готовая снова сорваться на всхлипывание.

Я бы мог гулять со своей нежданной радостью хоть до утра, а потом как ни в чём не бывало, пойти на работу. Но Ольга устала первой, и когда яркое солнце сменилось полной луной, всё-таки повернула в сторону Южного вокзала и своего дома.

Дом, где хозяин клуба снял ей квартиру, стоял между вокзалом и улицей Багратиона. Я часто обращал внимание, проезжая мимо этого длинного немецкого дома, что над фасадом одного из магазинов, выходящих на Ленинский проспект, сохранилась скульптура, изображающая строителей, возводивших дома в Кёнигсберге, образцового арийского телосложения, держащих в руках табличку с годом постройки дома, «1936».

– Ну и как тебе жить в Кёнигсберге? – пошутил я невпопад. Как всегда, перед расставанием, я оказывался не в силах вспомнить, что ещё важное я должен сказать, и поэтому нёс всякую чушь.

Её ответный юмор оказался более чёрным:

– Не нужно забывать разницу между туризмом и иммиграцией.

В каждой шутке есть только доля шутки. Что я понял, увидев изнутри грязный обшарпанный подъезд без домофона. А ещё понял, что действительно забыл что-то важное.

Видя, как я мнусь в нерешительности, между дверью подъезда и лестницей наверх, она прямым текстом подтолкнула меня к действию:

– Я говорила, что будем язык разрабатывать? Как «Пацан сказал – пацан сделал», так и «Пацанка сказала – пацанка сделала». Начинай!

Я не поверил своему счастью и расстарался не на шутку. Когда мы наконец-то нашли в себе силы разжать объятия, уже перевалило за полночь. Зелёные глаза Ольги полыхали волшебными огоньками, в которых я видел сияние с небес. Она водила туда-сюда ладонью под расстёгнутым воротом моей рубашки и шептала с придыханием:

– С первого взгляда… Меня ещё никогда никто так страстно не брал… Я не юная девочка-школьница, но с тобой у меня всё, как будто впервые… Спасибо тебе, Кассиэль, за то, что ты есть… такой… какой есть.

Полюбовавшись, как Ольга поднимается по лестнице и поглазев ещё с минуту на закрывшуюся за ней дверь, я пошёл в свой Балтийский район.

На последний автобус я, конечно, уже опоздал.

Деньги на такси были, но я решил привести мысли в порядок, прогулявшись пешком.

Благо, дождя не было.

Я начал скучать по только что обретённой пассии уже на полпути домой.

Впрочем, до следующей встречи остаётся уже меньше суток. Перед прощанием она пригласила меня на своё выступление в клубе, где будет петь завтра вечером. Точнее, уже сегодня.

Я не привык сидеть сложа руки, и решил в ответ на такой любезный жест с её стороны, тоже сделать ей что-нибудь приятное. Например, совершить давно откладываемый визит к стоматологу, с целью комплексной чистки зубов от многолетних отложений.

Это дорого. Но и Ольга стала мне дорога. Уж если целовать её, то моя пасть должна выглядеть в лучшем виде. Чтобы не комплексовать перед девушкой, которую Господь одарил идеальной голливудской улыбкой от природы. Пусть она не гламурная модель и не делает замечаний по этому поводу, но всё равно мне будет приятнее, чтобы ей приятно было.