Звезды в озере - [4]

И в этот день стали появляться новые пришельцы. Сначала по одному, по двое, затем они налетели, как пчелиный рой.

Двое всадников придержали лошадей перед афишей, где собралась кучка людей.

— Погляди-ка…

Они читали объявление. Медленно, внимательно, вполголоса. С первых слов: «Солдаты! Граждане!» — до чернеющих внизу подписей.

И с неописуемой насмешкой, с иронией, с улыбочкой:

— Майор Оловский. Поручик Забельский.

— Вот именно, господин полковник: майор и поручик, — дерзко бросил молодой парень, в рваной, запыленной форме.

На него свысока взглянули круглые рыбьи глаза.

— Ну да. Только теперь кое-что изменилось. Нашлись чины чуточку повыше. И они сумеют утереть нос этим господам… Едемте, капитан, в эти пресловутые казармы…

Они поехали по улице, провожаемые недоверчивыми взглядами собравшейся у объявления толпы.

— Смотрите-ка!..

— Нашлись…

— Вон еще едут…

— Ну, уж из этого ничего хорошего не выйдет.

А они все подходили, один за другим, неизвестно откуда. Поодиночке, без солдат, без мельчайших хотя бы частей. Толстый капитан с места в карьер начал скандалить, требуя хлеба, жиров. Кто-то обругал его, крики доносились сквозь открытые окна в сад, где на газонах вповалку лежали измученные солдаты. В небольшой угловой комнате заперлись для совещания Оловский, Забельский и четверо новоприбывших.

— Совещаются, все совещаются…

— Ой, ребята, — закашлялся Войдыга из отряда Оловского, — сдается мне что-то, не чересчур ли много разговоров.

— Ну, как же, все-таки чины…

— Сам полковник…

— Только вот полк свой где-то потерял.

— А сам небось нашелся, как только наш майор взялся за дело.

— Напортят они майору, обязательно напортят…

— Каркаешь все! Чего им портить? Подготовят все как следует. Как майор-то говорил: узел сопротивления… Мы еще покажем, кто мы такие.

Они оглядывались на запертые двери, и у каждого в сердце покалывало от беспокойства. Полковник… Уже давно, давно никто не видел такого высокого чина. Люди почти перестали верить, что есть такие чины. И вот на тебе, явился. Сидит и совещается, совещается. О чем совещаться, когда майор все уже сделал, все обдумал?

— А я тебе говорю, они план составляют… Глядишь, из этого еще что-нибудь дельное получится. Эх, мы еще покажем!..

Четыре часа спустя дверь с грохотом распахнулась. Вышел майор — белый, как мел. За ним полковник, до того раскрасневшийся, что, казалось, у него вот-вот кровь из лица брызнет.

— Рота, сбор! — скомандовал тихим, проникновенным голосом Оловский.

Рассеянные между остатками частей всех родов оружия солдаты его роты бегом устремились к казарме. Они строились в две шеренги на желтом песке аллейки, вдоль газона, на котором когда-то цвели цветы, а теперь валялись кучи конского навоза. Оловский остановился перед фронтом. В течение минуты все глаза напряженно смотрели на него — прямо в лицо. За спинами построившейся роты толпились приставшие, отбившиеся от других частей солдаты. Серые, стальные глаза майора скользнули по всем зрачкам, — каждый почувствовал на себе его взгляд.

— Ребята!

Они дрогнули. Майор был еще бледнее, чем минуту назад, когда выходил из комнаты.

— Ребята, выступаем!

Шеренга всколыхнулась, нервно, беспокойно. Капрал Войдыга осмелился выступить вперед.

— Разрешите доложить, господин майор… Так что, куда?

Майор нахмурил брови.

— Узнаешь в свое время. Мы покидаем город.

Теперь уже шеренга совершенно расстроилась; раздались смятенные голоса:

— Как же так?

— А ведь собирались было защищаться тут!

— Узел сопротивления…

— Все подготовлено…

— Как же так?

Оловский сделал шаг вперед.

— Солдаты!

Они умолкли, застыли при звуках его голоса.

— Солдаты! Мы шли вместе… Я вас несколько раз выводил из страшнейших опасностей… Мы шли вместе… Когда все разваливалось, наша часть не потеряла ни одного человека, ни одной винтовки, ни одного патрона…

— Правильно, — подтвердил кто-то тишайшим шепотом.

— Я думал, что здесь… Не выходит! Пойдем… Мы продержались до сих пор, будем держаться и дальше… Как солдаты…

У него дрожали губы. Он еще раз посмотрел им в глаза, охватывая взглядом всю шеренгу. Вон там, в конце, Солик, у него еще нога сопрела. Коренастый Куликовский, тот, не переставая, кашляет. Юзьвяк, который пошел в армию в день своей свадьбы. Каша, крестьянин из Мазовша. Он знал их всех по именам, по фамилиям, знал, что кого мучит, знал все о каждом.

— Ну, конечно, пойдем… С вами, господин майор… — грубым голосом заявил Войдыга, и все поддакнули. Из толпы выступили несколько человек.

— Господин майор, и мы…

— Господин майор, и нас…

Он обернулся к своей роте и неохотно, не глядя, сказал остальным:

— Не могу. Здесь есть господин полковник, обратитесь к нему. С сегодняшнего дня он принял командование городом.

— Фьююю… — протяжно свистнул Солик. Его остановил суровый взгляд серых глаз.

— Через полчаса выступаем, — сказал майор.

Солдаты торопливо побежали в казармы собираться.

— Псих… Среди бела дня, — критиковал кто-то из сидящих в саду.

— Э, да не все ли равно? Сюда еще раньше прилетят.

И вдруг все забеспокоились:

— А полковник где?

— Полковник на совещании, — бросил на ходу толстый капитан, пробегая мимо с какими-то бумагами.