Звезды Тянь-Шань - [3]

Меня вновь сдавило свинцовыми объятиями и я сел в Сидхасану.

Джаляндхарой я вновь перекрыл все 16 опор и сделал Уддияну Бандху. Блеск тысячи огней зажегся в Сознании. Сущность Бессмертия залила Космос. Этим движущимся в своих качествах пламенем я сжигал все твердое, окаменелое, пока не ощутил свободу и бессмертие. Затем выпрямился и прижатым к нёбу языком стал «доить небесную корову». В тело полился нектар. Сок жизни заливал пламя и от этого появлялась жизненная сила и могущество.

Эдик стоял на коленях. Я подскочил к нему и как пушинку кинул себе на плечи.

Свежий воздух Сверкающей Долины омывал лицо. Седые снежные великаны с усмешкой и мудростью взирали не наше жизненное копошение.

«Долина Жизни», — посмотрел я вниз и увидел крохотное знакомое стойбище. — «Значит мы сделали крюк по ущелью».

Абдыбай лежал в траве и смотрел тусклыми глазами на это жизненное чудо. Я прислонил Эдика к камню и вытер с его лба крупные холодные капли.

«Теперь вниз за водой», — думал я, выливая остатки воды в сухие губы пострадавших.

Здесь пели птицы. Нежная вуаль зелени прикрывала говорливую речку. Ромашки росли на гальке и песке там, где река когда-то разливалась буйной весной.

Эдик с Абдыбаем сидели и наблюдали как я поднимаюсь к ним по травянистому склону.

— Очухались, — подошел я и протянул Эдику его фляжку, а Абдыбаю его.

— Да, — буркнул Эдик. — Врагу не пожелаешь.

— А ты как, мой юный друг? — посмотрел я на бледное лицо Абдыбая.

— Силы кто-то отнял, — вяло улыбнулся он. — А ты скачешь, как архар.

— Великая штука Йога, — пошутил я. — Индусы знали, что мне придется спасать вас. Хунхузы трудились, чтобы я владел Чи. Японцы научили таскать вас как бревна, которые они катают на пилораме.

— Молочка бы, — сказал Эдик.

— Это будет. Вон видите внизу овцы и коровы. Это пастбище тех, у кого мы ночевали. Коров я доить умею. Впрочем там, наверное тот юноша, что был в юрте.

Молча мы сидели долго. Я делал Пранайамы, а Эдик с Абдыбаем с безразличием наблюдали. Жизнь вливалась в их помятые тела и они сообщили, что можно двигаться.

К речке мы спустились быстро. Эдик разделся и окунул обмякшее тело в ледяную воду.

— Ух, — крякнул и фыркнул он и так плескался пока не вышел улыбающемся.

— Как в сказке, — сказал я. — Вошел в кипящий поток дряхлым стариком, а вышел добрым молодцем.

Абдыбай смачивал коротко стриженную голову, полоскал рот и горло.

— Могу дать совет, — обратился я к нему. — Брахманы полощут рот и горло до пупка, а шудры — только как ты. Попробуй пить, полоскать до самых пяток. Набери сладостно воду в рот. Держи эту свежую «сладость» до тех пор, пока вода не станет «пустой». «Пустую» воду выплюнь. Затем вновь набери воду и начни ее двигать в горле. Но двигай не воду, а эту жизненную влагу. Движения словно ты ее пьешь, но не глотай саму воду. Как только она станет «пустой» — выплюнь. Так «пей», выплевывая, пока не напьешься сока жизни до…

— Так, пить или не пить, — прервал меня Эдик.

— Пей с жадностью, с наслаждением, но… не воду, — «обрезал» его я.

Абдыбай в это время «пил». Свежесть и жизнь заструились в его теле. Вновь и вновь он выплевывал, как мне показалось, с отвращением воду. Вдруг он припал к воде и стал «пить» лицом, головой. Не снимая рубашку он пополз в воду руками, плечами. Когда он закончил это, не было и тени болезненности и опустошенности в его теле. Это был тот Абдыбай: жизнерадостный, сильный, веселый.

— Праной называется у индусов, Чи у китайцев, Ки у японцев, — прокомментировал я его радостный взгляд.

— Я читал Йогу, — сказал Эдик. — Прана — это энергия с использованием дыхания.

— Чушь, — прервал его я. — Прана конкретна в ощущении жизни, а не абстрактная, предполагаемая энергия. Дыши, пей, слушай, смотри, но так… Вот тебе пример, конкретный.

Абдыбай размашисто подошел ко мне и шутливо, весело пожал руку.

— В народных преданиях богатыри припадали к земле и пили всем своим существом жизнь. Пили, потому что жить хотели. Найдется такой же теоретик, который скажет: «Мать земля поила их силой».

— Какая же разница, — возразил Эдик.

— Представь себе, что Абдыбай плюхнулся бы в речку и ждал, когда она отдаст ему жизненную энергию. Закончилось бы это не жизнью, а насморком. Так глупо делают многие, когда ходят босиком по росе, дышат в сосновом бору, ждут от жизни судьбу.

— Ты хочешь сказать, что из жизненных или общественных дел тоже можно пить прану?! — удивился Абдыбай, но с верой после такого опыта, когда из немощного он в минуты стал жизненным.

— Да, — коротко ответил я, а потом добавил. —

— Только без: теорий, предполагательств, иждивенчества и конкретно. Посмотри, как ты начал. «Глоток», но с конкретным ощущением и выплюнул «пустоту». Если выходишь утром на улицу — «пей» ногами. Лучше на росе. Не жди. Все будет напрасно. «Пей» и «выплюнь». Разгоняй себя так, пока с головой не залезешь в землю, как только что в воду.

Эдик подошел к воде и стал вкушать ее. Он сделал несколько глотков и насытился.

— Не то, Эдик, — сказал я. — Нужно испытывать не насыщенность и жажду. Жить этим соком. Жадность, жажда, жизнь…

Пока я говорил Абдыбай уже стоял босиком на траве и поднимал то одну, то другую ногу.