Звезды под крышей - [4]

Шрифт
Интервал

Мальчик шел и волновался: что ему сделать с коржиком? Дома он его не вынул из пальто, и мать, проходя по коридору, спросила, отчего в квартире бензином пахнет. Он решил его съесть ночью, чтобы никто не видел, и лег спать вместе с ним. Мать и бабушка долго не засыпали, и мальчик ворочался с боку на бок. Когда, наконец, они уснули, он застыдился есть под одеялом и только обгрыз зазубрины на коржике. И коржик стал похож не на зубчатое колесо, а просто на колесо. Так он и заснул с ним, и всю ночь ему снились машины: они летели, ослепительно сверкали фарами, и весь воздух был напоен ароматами бензина.

Мальчик проснулся рано, он лежал с открытыми глазами и смотрел, как мать собирается на работу. Она одевалась медленно, как будто ее туфли, платье, пальто весили бог знает сколько и ей их тяжело поднимать. И когда мать вышла на кухню, мальчик соскочил с постели и, откусив последние три зазубринки, сунул коржик в портфель матери.

Мать работала врачом. Она сделала обход больных и целый день занималась привычными делами. А незадолго до конца работы полезла за тетрадью в портфель и вынула, изумленная, коржик. Она стала пытливо вглядываться в лица сослуживцев и больных и думала: кто же из них? Но лица у всех были такие же, как всегда, и мать растерялась, потому что не знала, кого благодарить. Когда она уходила, то улыбнулась всем и всем сказала: "Спасибо".

Мать несла домой коржик и радовалась. И уже ощущала тот миг, когда она подарит его сыну. И когда она пришла домой, то снова удивилась, потому что прошла свой путь на целых двадцать минут скорее, чем обычно.

Вечером она грустно обняла мальчика я протянула ему коржик. И мальчик так растерялся, что не хотел его брать. А потом схватил коржик, бросился к буфету и большим хлебным ножом разрубил его на четыре части - две матери и бабушке, одну - себе, а одну - Исааку, товарищу, который умирал.

Мать взяла свою долю, перепутала мальчику волосы и сказала каким-то незнакомым голосом:

- Ну что же... Так и живи...

8. Смерть Исаака

Исаака я встречал все реже. Мы виделись иногда во дворе, когда он носил уголь для печи, а я дрова.

Я помню, как, приплясывая, бегал Исаак с полным ведром угля довоенной зимой. Жильцы на него кричали, потому что он поднимал угольную пыль и она оседала на сушившееся белье. Исаак вежливо извинялся - он вообще был среди нас самым вежливым - и уверял, что как только белье высохнет, угольная пыль сама собой отскочит.

Я не спрашивал, как Исаак себя чувствует теперь. Я смотрел при встречах в ведро. В конце осени он еще продолжал носить ведра, полные до краев, но уже не бегал, а ступал тяжело, слегка сутулясь и перехватывая ведро время от времени другой рукой. Когда выпал первый снег, он стал носить по три четверти и отдыхал на каждой площадке. Потом не больше половины и отдыхая через каждые пять - семь шагов.

Я встретил его перед Новым годом. На дне ведра лежал уголь. Исаак так изменился, что встреть я его на улице - не узнал бы. Единственное, что напоминало прежнего Исаака, - это были очки. Но глаза за стеклами очков потеряли свой блеск, энергию, и черными они были не потому, что Исаак родился с такими, а от усталости и большого горя. Так казалось мне.

- Помочь? - сказал я.

Он ничего не ответил, только посмотрел грустно. Лестница была насквозь промерзшая и гулкая. Через каждые две ступени мы ставили ведро, и глухой стук взлетал вверх, как будто кто-то тяжело бил в колокол. Дошли до дверей.

- Ну вот и все, - сказал Исаак, и я испугался его слов: они были непростыми, в них был свой смысл.

Исаак вошел в темный коридор. Он не закрыл дверь, и я видел, как исчезал он в глубине коридора. Наконец я уже перестал его видеть и только слышал, как скрежещет ведро, задевая за стенку.

Через несколько дней Исаак умер. Он лежал на диване, уже запеленатый в белую простыню. Лицо у него сделалось маленьким, с кулачок, и я никак не мог привыкнуть, что Исаак без очков. Навязчивая мысль: почему с Исаака сняли очки? - не выходила у меня из головы.

- Почему не хоронят в очках? - спросил я Димку, и он посмотрел на меня, как на ненормального.

Потом Исаака положили на санки. И то, что лежало на санках, уже трудно было назвать Исааком. Мы с Димкой везли санки, объезжая бугорки и ямки. За санями бежали от полозьев две четкие ровные полосы. Мы везли и ни о чем не думали и не оглядывались.

9. Колька и Котька

Шили в противоположном доме, как раз напротив наших окон, Колька и Котька. Два брата. Я с ними особо не дружил, но во время дворовых игр часто дрался на медных шпагах. Концы шпаг мы в дегте вымазывали, чтобы увидеть сразу, кто кого первым задел. Когда побеждал я, то Колька или Котька шли домой перемазанные дегтем, и не успевали они в квартиру войти, как раздавался голос их матери:

- Опять дрались с этим из первого номера!

"Из первого номера" - это был я.

...Зимой сорок первого года Колька и Котька редко стали мне попадаться.

Потух в городе свет. Вмерзли трамваи в снег. Шли самые жестокие осадные дня.

Однажды увидел я из своего окна Кольку и Котьку. Они шли через двор к воротам и тащили за собой санки. Обычные санки. Пустые.


Еще от автора Олег Николаевич Шестинский
Блокадные новеллы

Новую книгу известного советского писателя Олега Шестинского составили рассказы о людях родной земли, прошедших нелегкие испытания. Нравственное становление подростков, переживших суровые дни блокады Ленинграда, характеры наших современников, чистые и правдивые образы русского человека встают перед читателем во всей жизненной достоверности.


Рекомендуем почитать
Пробник автора. Сборник рассказов

Даже в парфюмерии и косметике есть пробники, и в супермаркетах часто устраивают дегустации съедобной продукции. Я тоже решил сделать пробник своего литературного творчества. Продукта, как ни крути. Чтобы читатель понял, с кем имеет дело, какие мысли есть у автора, как он распоряжается словом, умеет ли одушевить персонажей, вести сюжет. Знакомьтесь, пожалуйста. Здесь сборник мини-рассказов, написанных в разных литературных жанрах – то, что нужно для пробника.


Моментальные записки сентиментального солдатика, или Роман о праведном юноше

В романе Б. Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» за, казалось бы, знакомой формой дневника скрывается особая жанровая игра, суть которой в скрупулезной фиксации каждой секунды бытия. Этой игрой увлечен герой — Никита Ильин — с первого до последнего дня своей службы в армии он записывает все происходящее с ним. Никита ничего не придумывает, он подсматривает, подглядывает, подслушивает за сослуживцами. В своих записках герой с беспощадной откровенностью повествует об армейских буднях — здесь его романтическая душа сталкивается со всеми перипетиями солдатской жизни, встречается с трагическими потерями и переживает опыт самопознания.


Пробел

Повесть «Пробел» (один из самых абстрактных, «белых» текстов Клода Луи-Комбе), по словам самого писателя, была во многом инспирирована чтением «Откровенных рассказов странника духовному своему отцу», повлекшим его определенный отход от языческих мифологем в сторону христианских, от гибельной для своего сына фигуры Magna Mater к странному симбиозу андрогинных упований и христианской веры. Белизна в «онтологическом триллере» «Пробел» (1980) оказывается отнюдь не бесцветным просветом в бытии, а рифмующимся с белизной неисписанной страницы пробелом, тем Событием par excellence, каковым становится лепра белизны, беспросветное, кромешное обесцвечивание, растворение самой структуры, самой фактуры бытия, расслоение амальгамы плоти и духа, единственно способное стать подложкой, ложем для зачатия нового тела: Текста, в свою очередь пытающегося связать без зазора, каковой неминуемо оборачивается зиянием, слово и существование, жизнь и письмо.


В долине смертной тени [Эпидемия]

В 2020 году человечество накрыл новый смертоносный вирус. Он повлиял на жизнь едва ли не всех стран на планете, решительно и нагло вторгся в судьбы миллиардов людей, нарушив их привычное существование, а некоторых заставил пережить самый настоящий страх смерти. Многим в этой ситуации пришлось задуматься над фундаментальными принципами, по которым они жили до сих пор. Не все из них прошли проверку этим испытанием, кого-то из людей обстоятельства заставили переосмыслить все то, что еще недавно казалось для них абсолютно незыблемым.


Вызов принят!

Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.


Игрожур. Великий русский роман про игры

Журналист, креативный директор сервиса Xsolla и бывший автор Game.EXE и «Афиши» Андрей Подшибякин и его вторая книга «Игрожур. Великий русский роман про игры» – прямое продолжение первых глав истории, изначально публиковавшихся в «ЖЖ» и в российском PC Gamer, где он был главным редактором. Главный герой «Игрожура» – старшеклассник Юра Черепанов, который переезжает из сибирского городка в Москву, чтобы работать в своём любимом журнале «Мания страны навигаторов». Постепенно герой знакомится с реалиями редакции и понимает, что в издании всё устроено совсем не так, как ему казалось. Содержит нецензурную брань.