Звезды не для нас - [46]

– Возможно, люди не самые лучшие существа. Но я больше не хочу им мстить. Ради Мартина я отказываюсь от своего желания. Если за это я должен пожертвовать собой, пусть будет так.

– Ну ладно, тупая скотина, пора умирать! – визжит «фея» и взмахивает руками. В мою сторону летит сгусток тьмы, впивается в мою грудь, и я падаю как подкошенный. Мое тело становится слабым и маленьким, глаза закрываются, и я теряю сознание.

– Пушок, очнись, ну пожалуйста!

Слышу знакомый голос и пытаюсь открыть глаза. В голове гудит, лапы не слушаются, но я понемногу прихожу в себя. Я все еще в лесу? А где фея-крестная? Где моя семья?

– Пушок, все будет хорошо, потерпи, мы почти дома.

И тут я понимаю, что меня несут куда-то. Вскоре я оказываюсь на мягкой поверхности и чувствую запах молока. Нахожу миску и начинаю жадно лакать, после чего оглядываюсь. Я в комнате Мартина, лежу на столе на чистом полотенце. Спрыгнув на пол, подхожу к дверям и прислушиваюсь.

– Мам, он мой друг!

– Ты не понимаешь…

– Нет, это вы не понимаете! Если вы снова увезете его в лес, я уйду вместе с ним!

– Но это же грязное животное. А ты хочешь держать его в своей комнате. Давай выпустим его в сад, пусть прибегает, когда захочет.

– Пап, ну что ты такое говоришь? Он же еще маленький совсем… Он там погибнет…

– Ладно, малыш, ты прав, прости. Не плачь, пожалуйста. Мы не должны были врать тебе и отнимать у тебя Пушка. Пусть живет с тобой. Но пообещай – если он начнет проситься на улицу, ты будешь его выпускать. Договорились?

– Конечно! Обещаю! Спасибо вам!

О чем они говорят? Я не маленький, мне уже три года, совсем взрослый кот. Отхожу от двери и вдруг вижу зеркало на стене. Запрыгиваю на стол и вглядываюсь в свое отражение.

Передо мной крохотный пушистый черный комочек. Глазки недавно открылись, лапки коротенькие, а хвостик совсем тощий. Я снова стал котенком. И у меня есть возможность прожить свою жизнь иначе, рядом с лучшим другом. Не знаю, кто и зачем дал мне второй шанс, но я благодарен за него. Сворачиваюсь клубочком на полотенце и начинаю мурлыкать. Теперь всё будет хорошо.

Зелёные голодные

Полина Кузаева

г. Оренбург

Вода капала в бочку, я смотрел на расплывающиеся круги. Фонари давно погасли, и сквозь разбитое окно светила только луна.

Когда идёт дождь, я всегда вспоминаю того мальчишку. В ту ночь он забрался в мой дом и провел в нем всё предрассветное время. Голодный зелёный цвет глаз. Им было так холодно – зелёным голодным, – что я сразу полюбил мальчишку. Стоит ведь только чуточку пожалеть, как незаметно начинаешь любить. Вот я и потянулся к нему из своего угла. Вылез на середину комнаты и сел рядышком.

– Кто здесь? – спросил мальчишка.

Мне и голос его понравился. Ровный и тёплый, как речной камушек, прогретый солнцем.

– Мыши, наверное, – сам себе ответил мой гость. – Как же здесь зябко.

У него была тощая курточка, он втянул в рукава руки и сидел так, обхватив себя за колени. И ведь не спал. Хотя как заснешь, когда ветер сквозь щели в стене пересчитывает тебе ребра.

Я по чуть-чуть начал дышать зелёному голодному то в бок, то в спину. Думал, накроет его сном, да и полегчает бедовому. Ан нет. Заговорил вслух, и меня будто за горло сжали от мысли, что мальчишка со мной разговаривает, когда ни видеть, ни чувствовать не должен.

– Не глянулась ей картина. Одну секунду посмотрела и отошла. А я ведь для неё писал. Знал, что на выставку придёт. А другие хвалила. О…бездумные краски! Егор льёт их на холст столько, сколько нельзя, и смеется при этом. Буйство цветов и линий, а за ними ведь ничего! Он и сам это знает. А Варе понравилось…

Ох, разгорячился мальчик. Не болен ли? Точно, пышет, как печка. Нельзя мне было, конечно, но я положил ладони ему на лоб. И держал, пока лишний жар не покинул тело.

Мальчонка замолчал. Я и рад был. Поневоле я вобрал в себя часть его сил, и теперь меня заливало горячим. Будто кто лил на голову кипяток. Впервые за долгие годы я почувствовал злость.

Нашёл художник, из-за кого горевать – безмозглой дурочки, не умеющей разглядеть главное. А паренек дар имеет. Я- то вижу. Эх, женщины…

– Что?

Зелёный голодный ощупывает темноту. Я, оказывается, сказал это вслух. Не стоило…

– Что женщины? – повторил юнец, и я рванул с горки вниз, зажмурив глаза: «Дуры». Нельзя мне было с ним говорить, но я не вытерпел.

– Ну вот… я так и думал, что здесь ещё кто-то есть. В темноте ничего не видно, – улыбнулся парнишка. Он ничуть не испугался. Пристально посмотрев на него, я догадался, что мальцу даже в голову не пришло, что рядом вовсе не человек.

– Почему дуры? – спросил он.

Искушение ответить захлестнуло меня. И я, зажмурившись, сказал по слогам: «По-то-му». А когда открыл глаза, увидел, что зелёный голодный глядит на меня в упор. Непередаваемое чувство…

– Дуры, мой мальчик. Как же иначе, – понесся я в карьер. – Дуры… Тебе ещё мало лет. Ты не пробовал ни меда, ни акрид.

– Почему? Я…

– Помолчи, пожалуйста.

Я прикрыл ладонью его рот, и мои пальцы потеплели. – Послушай.

Он рассмеялся. И этот смех я люблю до сих пор. Будто рассыпались солнечные зайчики. Прямо мне в руку. Столько тепла за одну ночь я не знал все последние сто лет.