Звезды на росстани - [38]

А что ожидает нас завтра? Неправда ли, интересно, что ожидает завтра, вместе с утренним, радостным солнцем?

Э, да не лучше ли прогуляться пешком? У самого моего носа прогремел идущий под уклон к вокзалу трамвай. Впереди, шагах в десяти, я вижу спину Володи Вишневского, молодого мастера, держащего направление к остановке трамвая.

— Володя!

Оборачивается, ждет, когда догоню.

— Спешишь?

Он пожимает плечами: да нет. А что?

Я трогаю его за локоть:

— Проводи немного.

Говорим мы, понятно, о прекрасной погоде. О великолепной моей командировочной поездке. Договариваемся до международного положения. На пути, прямо на нашей улочке, — глубокий овраг, уютно застроенный, вымеренный шагами и объезженный вдоль и поперек на лыжах еще двадцать лет назад. На спуске Володя обогнал меня, зато на подъеме я оставил его у себя за спиной и обернулся посмотреть, как дышит.

— В гору лучше коротким шагом, Володя.

Некоторое время молчали, приводя дыханье в порядок.

— Так что у тебя на практике? В депо? Какую работу работаете?

— Да все уже, Юрий Иванович. Все. Тогда попросили котлован выкопать. Механизацию там не используешь — повернуться негде, а своих рабочих, ну, где у них рабочие, в депо? И хорошо заплатили, что же, у нас отвалились руки?

— А знаешь, почему депо обратилось прямо к тебе, минуя старшего мастера и Радика Динисовича? Не знаешь? Потому что дело это незаконно. В рабочее время, говорю, незаконно. Тебе надо было согласовать вопрос. Мы оказали бы помощь, какую надо. А так лишился первого места.

— Так, Юрий Иванович, елки-палки! Сколько об этом можно талдычить? Я же все понял. Надеюсь, вы не принимаете меня за дурака?

— Что ты, Володя, упаси бог. Спрашиваю в порядке контроля. Мы знаем, что ты способный, следим за твоей дорогой, может быть, поэтому в оценке твоей работы особая у нас щепетильность. Ты разве этого не чувствуешь, сам-то?

Вишневский сдержанно улыбнулся.

— Ну, вот… То лупите, можно сказать, в хвост и в гриву, то… Впрочем, не в пример вашим любимым старцам, я не знаю призеров непослушания, Юрий Иванович. Мое слово для учащихся — закон. К этому я приучаю ребят с первой минуты. И мне, как вы заметили, это неплохо дается. Так ведь?

— Да, Владимир Константинович, тебе это удается. Подавлять сопротивление. Не грубой силой, нет, личностью своей подавлять. Но, как думаешь, способствует ли это свободе мышления? Воспитывается ли, в конечном счете, сознательная дисциплина у молодых рабочих?

— Ну вот, снова здорово. Я уж теперь и не знаю, радоваться мне или плакать. Так вы ругаете меня или как?

Впереди, еще за одним, не очень глубоким оврагом, маячила большая светлая заводская труба, весело сверкающая в вечернем солнце.

— Плакать-то, вроде, нет никаких оснований. Но и радоваться… Да нет, безоглядно радоваться, по-моему, тоже не стоит, Разве вот хорошей погоде, зелени вокруг, скажем, на этой вот тихой улочке, да вон той, новой трубе, что сверкает на солнце. Хорошо, правда ведь?

Мы готовились к преодолению нового оврага. Молчали. Но этот поменьше, здесь мы даже не устраиваем гонок.

— У директоров есть свои трудности. Слова их расцениваются тут же как похвала или критика. Вот ты говоришь, я ругаю. А почему бы мне, как учителю, не высказать собственного мнения. Ведь я тоже учитель, что ж, у меня нет своего мнения? Хотя бы в порядке дискуссии?

— Дискуссии?

— Дискуссии.

Володя расплылся в улыбке, показал красивые зубы. Я рассиялся тоже на всю катушку. Так улыбаются только друзья. Коллеги.

— А что, Юрий Иванович, давно я хотел спросить: вы за собой, сами-то, признаете талант или не признаете? — Володя Вишневский сощурил дерзко карие свои глаза.

— Что ты, Володя, какой талант!

Испугался я не вопроса, нет, но как он додумался такое брякнуть?

— А что есть талант? Допустим, талант педагога?

Не отставал. По-видимому, отставать и не собирался. Что мне делать, Володя, не заглянуть ли предварительно в энциклопедию? Но ответ нужен тебе сейчас — что же делать?.. Способность? Подвижничество? Этого мало. А что тогда? Радость еще? Без взаимной радости учителя и воспитанника нет таланта педагога. Радость общения, может быть…

Да, но и остановиться надо.

Мастер Вишневский настороженно щурил глаза, возможно, ждал от меня упреков. В вечной спешке молодых наставников, в недостаточном внимании к ребятам.

— Да, Володя, ты задал такой вопрос. Видишь, я оказался не готовым к ответу. Я ведь собирался спросить про котлован, не больше. Но раз закончили и хорошо. В другой раз не увлекай ребят черным заработком в рабочее время. Ну, всего доброго.

— Да нет, я не спешу, Юрий Иванович. У меня еще есть время.

— А я в управление вызван. Заходи, если что не договорили. Буду рад. Отвечу тогда и насчет педагогического таланта.

— До свиданья, — пожал плечами мастер Вишневский. Рука была вялой. Прищуренные глаза видели не меня, кого-то другого.

Сегодня я ощущаю… нет, не усталость. Недомогание. Голова. Дорога, что ли? А какая это дорога — тридцать пять минут в воздухе! Перспектива разговора с начальством, проинформированным по телефону из Нефтеречинска? А может быть, состоявшийся диалог с Семеном Семеновичем? С новым завом производством?.. Вряд ли и это, последнее, могло вывести из колеи. От получасового напряжения быть выведенным из колеи. Стоит ли работать директором, если раскисаешь кисейной барышней от мужского разговора? Учителем-то оно лучше, понятно. Ушли времена, когда руководитель был отмечен привилегиями, а спрашивали только сверху. Теперь с него, главным образом, спрос. Сверху, снизу, отовсюду спрос, да по всей форме, да с пониманием прав.