Звезды Эгера - [27]
Вслед за конюшими на дороге показались всадники, державшие высокие древки с конскими хвостами. Это проезжали триста капыджи, все в одинаковых белых шапках, расшитых золотом. На родине капыджи охраняли дворец султана.
Сквозь завесу пыли забелели длинные ряды янычар. Их белые колпаки с длинными, свисающими назад верхушками смешались вскоре с красными колпаками и синими суконными одеяниями офицеров. Колпаки янычар были украшены спереди ложками.
— А султан еще далеко? — спросил Гергей.
— Должно быть, далеко — ведь янычар десять тысяч, — рассуждал Тулипан. — За ними следуют чауши[19] и разная придворная знать.
— Что ж, тогда отодвинемся назад и закусим.
С юга их закрывал от глаз выступ скалы, а с севера им было видно, как по отлогому склону спускается в долину несметное войско.
— Мы еще и выспаться успеем, — сказал Тулипан и развязал суму.
Из нее, звеня, выпали цепи.
— Это еще что? — удивился Гергей.
Тулипан зашевелил бровями и рассмеялся.
— Мои добрые друзья. Без них я никогда и шагу не делаю из деревни.
И, заметив недоумение на лице Гергея, он пояснил:
— Это мои кандалы. Как выхожу из села, сразу надеваю их на одну ногу. Тогда мне и турок нипочем. Вместо того чтобы схватить, он еще и освободит меня. А ночью я сам освобожусь от него. Теперь как раз время их нацепить. Вот и ключи. Суньте их себе в карман. Если с нами что-нибудь стрясется — скажем, что мы из челяди Балинта Терека. Я невольник, а вы — школяр. Балинт Терек — сторонник турок, так что строго с нами не обойдутся. А ночью я вас освобожу, и мы улизнем домой.
— У вас, как я посмотрю, башка на плечах догадливая.
— Еще бы! Я когда трезвый, даже жену свою перехитрю. А у нее ума палата. Только уж языкаста больно.
Они вытащили из сумы свежий каравай темного хлеба, ветчину, сало и несколько стручков зеленого перца. Гергей налег на ветчину. Тулипан взял себе сало, густо посыпал его солью и паприкой.
— Вот если б это турки увидели! — сказал он, кивнув головой с сторону войска.
— Тогда что?
— Вино турок любит, — сказал Тулипан, улыбнувшись, — но сало ненавидит так же, как венгры — крысятину.
Гергей засмеялся.
— А ведь если б они знали, до чего вкусное кушанье сало с паприкой! — Тулипан то и дело шевелил бровями. — Правда, Мохамед, кажется, сала никогда не пробовал.
— Значит, лучше быть венгром, чем турком?
— Да уж куда лучше. Это только дуракам не ясно.
Он разгладил шелковистые черные усы и, отхлебнув из фляги, протянул ее Гергею.
Гергей замотал головой.
— Быть может, попозже выпью. — Он вынул из кармана мешочек. — Знакомо ли вам, Тулипан, это кольцо?
— Нет. Но стоит оно, как погляжу, не меньше мраморных хором. А эти мелкие камешки — алмазы?
— Да.
— Стало быть, на них полезно смотреть. Я слышал, что алмаз очищает глаза.
— А вот это вы можете прочесть?
— Конечно. Я был янычаром, но только меня выгнали, потому что однажды в Нише я сала наелся. В янычарской школе нас учили читать, да все только Коран.
И он прочел:
— «Ила массалах ла хакк вела куввет ил а биллах эл али эл азим». А значит это вот что: «Да свершится воля аллаха, ибо нет правды и силы, кроме высочайшего и могущественнейшего аллаха». — Он одобрительно кивнул головой: — Так и есть. Не будь на то воля господня, я тоже не стал бы венгром.
Оба умолкли и задумались. Первым заговорил Тулипан:
— Вот увидите султана — он славный человек. Народ его одет пестро, а сам он надевает пышные одежды только на праздник или для приема гостей. За султаном проследует целый лес флагов да бунчуков на золотых древках. Потом прошествует вся придворная знать: чухадар — иначе говоря, спальник, дюльбендар — хранитель верхней одежды султана, рикябдар — стремянный. Потом двадцать старших придворных: чамашир-баши, — хранитель белья, бербер-баши — главный брадобрей, ибрыктар-баши — держатель тазика для умывания, пешкирджи-баши — держатель полотенца, шербеджи-баши — главный виночерпий, софраджи-баши — накрыватель стола…
— Да бросьте, Тулипан!
— Дайте досказать! Еще есть тирмукджи-баши — он стрижет всемилостивейшие ногти султана.
— Не ногти, а когти, и, видно, плохо их стрижет. А что еще за отряд там едет?
— Сотня трубачей. Трубы у них висят на золотых цепях. А за трубачами двести литавристов, двести барабанщиков, сотня чинчистов и дударей…
— Должно быть, султан туговат на ухо, если с утра до вечера выдерживает такой грохот.
— Да, грохот адский, и стихает он только во время привала. Но туркам это нужно, особенно в бою. Нет музыки — турок в бой не пойдет.
— А правда, что янычар воспитывают из христианских мальчиков?
— Не всех, меньше половины. Впрочем, не знаю. Одно несомненно: что лучшими янычарами становятся похищенные мальчики. У них ни отца, ни матери, и они почитают за честь пасть в бою.
— А кто же идет за музыкантами?
— Так, всякое отребье: канатные плясуны, фокусники, знахари, торговцы разной мелочью, подстерегающие военную добычу. Дальше вы увидите целый отряд водоносов. Позади них плетутся пятьсот верблюдов с бурдюками на спине. Но вода в бурдюках тепловатая.
— И все?
— Нет! В самом хвосте тащится еще целый караван — сотня телег с ободранными цыганами, а за ними плетутся собаки. Они питаются отбросами. Но эти подоспеют сюда только завтра или послезавтра.
