Звездный табор, серебряный клинок - [7]

— Это судьба, — продолжал он. — Вы были знакомы с тем, кто восстановил на Руси монархию.

Это, конечно, большое преувеличение, говорить, что я был с ним знаком. Видел, не более. Но дядюшка продолжал:

— Это мистическое подтверждение правильности нашего пути! Если доселе у меня и были сомнения, то отныне их больше нет! За пчеловодов! За Михалкова!

Я не стал спрашивать, при чем тут какие-то пчеловоды. Какое мне дело? Вот за Михалкова — не грех. И мы выпили, опять же не чокаясь, но тут уже с полным правом, так как вроде бы «за упокой». На кол, это неприятно…

— И все-таки, я-то тут при чем? — спросил я, проглотив неизвестный овощ. Мало ли кто видел Михалкова?!

Дядюшка Сэм строго на меня посмотрел. На щеках его играл хмельной румянец.

— Ладно, — сказал он. — Не хотел я так сразу вводить вас в курс дела. Но раз уж есть мистические знамения… А я, знаете ли, верю в мистические знамения… Буду с вами предельно откровенен.

— Пожалуйста, — попросил я. — Мне бы очень хотелось.

— В Думе идет борьба фракций, — рефлекторно понизив голос, начал дядюшка Сэм, не замечая кислого выражения моего лица. Про борьбу фракций в Думе мне надоело слушать по телевизору. — Власть нынешнего самодержца Рюрика ведет Россию в тупик. Наша фракция оппозиционная, и все идет к тому, что вскоре она будет объявлена вне закона, а представители ее подвергнутся политическим гонениям, а то и физической расправе. Самый надежный, хотя и сложнейший способ уберечь себя, а также и спасти Россию — сделать царем своего ставленника. Но мы никогда и не подумали бы о такой возможности, если бы не появилась реальная возможность предъявить сенату истинного потомка рода Романовых.

По его логике однозначно выходило, что потомок рода Романовых — я. Это предположение было столь нелепым, что я даже не стал пытаться перебить дядюшку, а просто промолчал и стал слушать дальше, надеясь, что необходимое объяснение прозвучит.

— Мы сделали ставку на чудо. Мы профинансировали работу над установкой, которую в легкомысленной литературе вашей эпохи было принято называть машиной времени. И вот результат: мы изъяли вас из вашего времени, причем так, что это никоим образом не могло повлиять на ход истории и привести к необратимым последствиям.

— Но ведь я-то — не потомок Романовых! — не выдержав наконец, вскричал я. — Моя фамилия Безуглов!

— «Без-углов», — зачем-то раздельно произнес дядюшка Сэм и хитро на меня посмотрел. — А вы никогда не слышали о том, что прадед ваш получил эту фамилию в детском приюте? Что, когда его подобрали, родителей своих он не помнил?.. Без-углов — это ведь значит только то, что человек не имеет своего угла, не так ли? Ваш прадед был беспризорником… Его реальная фамилия была совсем иной, опасной в те времена. И все-таки — не Романов. Он был незаконнорожденным сыном князя Романова. Генный детектор безошибочно показывает в вас прямого наследника царской династии, и, ежели возжелаете, я покажу вам, милейший государь мой Роман Михайлович, ваше, до тонкостей нами восстановленное, генеалогическое древо…

— Потом, — махнул я рукой, в который уже раз за сегодняшний день чувствуя себя полным идиотом. И особый идиотизм заключался в том, что ситуация перестала казаться мне сказочной и невероятной. Она обрела плоть и логику.

— Водочки? — неожиданно, несмотря на субординацию, обрел дар речи лысый Джедай. Видно, уж очень жалко я выглядел. Я с благодарностью посмотрел на него… Никогда раньше не замечал я в себе никаких особенных способностей к предчувствию, но сейчас, в миг потрясения, мне показалось, что на лице этого человека я вижу некую незримую печать. «Не жилец», — подумалось мне.

— Налей, — согласился я. — Как, говоришь, твоя фамилия, подданный? попробовал я на вкус новое для меня словечко.

— Семецкий я, — отозвался он, — наполняя рюмки.

— А моя фамилия — Синицын, — отозвался второй, хотя никто его и не спрашивал.

— Береги себя, Семецкий, — сказал я, поднимая налитое. — Хороший ты, видно, человек. И товарищ твой вроде тоже ничего, — решил я не обижать и второго.

Но похоже, их фамильярность со мной дядюшке Сэму показалась недопустимой.

— За государя всея Руси Романа Михайловича Без-углова-Романова, — с нажимом произнес он, — хоть и не венчанного пока на царствование, но законного по крови!

Именно то, что я полностью уверовал в свое царское происхождение, вызывало во мне протест по отношению к этой театральности.

— А меня тоже… как Михалкова — на кол не посадят? — поинтересовался я дурашливо. Но дядюшка Сэм моего ернического тона не услышал или не пожелал услышать.

— Вся Россия возликует, когда на трон взойдет Романов, — торжественно возвестил он. — Истинно вам говорю.

— А какая она сейчас, Россия? — спросил я. — Большая?

— Восемнадцать планетных систем из тридцати одной освоенной человеком, не без гордости сообщил дядюшка Сэм, — империя включает в себя девять автономных территориальных субъектов.

— А Земля — наша?

— Земли нет, — покачал он головой. — Земля уничтожена в двадцать третьем столетии — двести лет назад. Наш звездолет вращается сейчас как раз по ее былой орбите.

— Эх, — выдавил я из себя, чувствуя, как сердце сжимается жалостью. Вдруг перед глазами почему-то возникло лицо Ольги… Хотя, что тут непонятного? Она последний человек, с которым я разговаривал в своем времени на не существующей ныне планете… И ведь для меня с того момента прошло каких-то несколько часов!