Звездный час - [28]

Жгучее солнце насыщало аквамарином морскую гладь, беспощадно высвечивая пустоту белесого неба, заставляло барышень, одетых в невесомые платья из тюля и кисеи, прятаться под несерьезными зонтиками-парасольками, загоняло людей в тень полосатых маркиз; взгляд, случайно брошенный на светило, рассыпался пестрядью цветных квадратиков, имевших сходство с картинами кубистов. Чахлые, будто обгрызенные пальмы – совсем не похожие на те, что росли на бульваре Сансет, вяло покачивали поникшими метелками листьев. Ноги понемногу несли Лизу вдоль набережной, а сама она пыталась сообразить, кто из знакомых сейчас мог быть в городе. Кому можно довериться, чтобы это не стало сразу же известно господину Бондаренко? Кто еще, подобно Жоржу, мог оказаться у него на крючке, попавшись на удочку пьянства, азарта или сластолюбия – пороков, более чем типичных для обманчивого мира синематографа, много обещающего, да только берущего гораздо больше, чем дающего?

На афишных тумбах в глаза бросались плакаты к завтрашней премьере – с собственным Лизиным профилем и профилем красавца Самсонова, романтически тянущимися друг к другу губами на фоне развевающихся российских знамен, – налепленные равнодушной рукой расклейщика поверх бумажных напластований, напоминавших о тщете всего сущего, обрывками старых названий: «…с камелиями», «…началось с Евы», «Моя люб…» Точно! Как же она могла забыть?! Ведь в «Ореанде» поселилась, прибыв в Ялту на съемки, ее подруга Лидка Скромнова, и Лиза очень надеялась, что застанет ее, благо та имела привычку валяться в постели до полудня. А если даже она где-то гуляет, наверняка найдется еще кто-нибудь из коллег, у кого удастся одолжить денег. После того как господа Меттнер, Гольдман и Меир выстроили в Ялте кинофабрику, в городе обреталась вся актерская братия, и «Ореанда» как место жительства среди нее весьма котировалась.

Приняв решение, Лиза неторопливо обошла кругом тумбы, чтобы не привлекать к себе внимания резким поворотом, и направилась в сторону «Ореанды». Обычно толпившихся перед ней собирателей автографов, вероятно, разогнала жара, и Лиза, не повстречав никого из них, вскоре уже входила в вестибюль гостиницы, украшенный свежими панно работы Шадра с линкорами, парашютами и танками под двуглавыми орлами. Увы, здесь ее постигло разочарование. Лощеный портье объявил, что госпожи Скромновой нет в отеле, и предложил оставить ей послание.

Лиза задумалась, не зная, как быть. Стоит ли вверять драгоценную пуговицу в посторонние руки, даже если та будет спрятана в конверте? Она окинула взглядом холл отеля и, заметив телефонную будку, решила позвонить домой в слабой надежде, что услышит какие-нибудь новости, которые подскажут выход.

Едва она набрала домашний номер и в ответ на Дусино «Алло!» назвалась: «Дуся, это я», как горничная взвыла:

– Лизавета Дмитриевна! Вы живы! Матерь-заступница, пресвятая Богородица, живы!..

– Тихо, Дарья! – шикнула на нее Лиза. – Жива я, жива! Да не реви ты так, глупая корова! Борис Дмитриевич дома? Зови его скорее!

– Поеду завтра в церковь Воскресения, свечку поставлю! – причитала Дуся, не до конца еще поверившая в чудесное спасение молодой хозяйки. – А Евгений Михайлович-то… Левандовский… – вдруг снова зашлась она в вое.

– А ну давай сюда Бобу! – рассердилась Лиза, теряя терпение. – И я жива, и Евгений Михайлович жив! А ты бы меньше вздорным слухам верила!

– Лизка, это ты? – Дусю на том конце провода сменил Боба. – Ты где? Что там у тебя приключилось?

– Я в «Ореанде». Со мной все в порядке. Вижу, до вас уже вести дошли?

– А ты как думаешь? Здесь же крохотный курорт, все от безделья маются, им только дай языками почесать! Весь Симеиз гудит. Дарья пошла на базар, так ей там попались какие-то, прости господи, очевидцы с Верхнего шоссе, говорят – перевернулась, мол, машина, длинная, белая, с красными крыльями! Мол, как в лоб с грузовиком столкнулась, так отлетела, об скалу грохнулась, и вся всмятку! Дуся прибежала домой, закатила истерику, ее тетя Клава нашатырем пользовала, а потом сама валерьянку ложками хлебала. Все порывалась мчаться выяснять, что там и как, я ее еле отговорил, сам собирался ехать. Не дом, а форменный бедлам. Приехал, называется, спокойно провести отпуск…

– Послушай, – перебила Лиза его излияния, сама не веря в то, что услышит положительный ответ, – у вас там Левандовский не объявлялся?

– Нет, – удивился Боба, – а что, должен был?

– Должен не должен, а очень бы хотелось, чтобы он дал о себе знать…

– Ха! – хмыкнул Боба. – Сама его уволокла, а теперь жалуешься, что он тебе ручкой сделал!

– Ах, да не в этом дело! – отозвалась Лиза с досадой. – Я за него беспокоюсь, тут вокруг него… – начала было она и замолчала, не уверенная, что на коммутаторе отеля не сидит какая-нибудь излишне любопытная барышня. – В общем, если он объявится, передай ему: пусть остерегается Бондаренко! А лучше задержи его, я постараюсь вернуться, как только смогу…

– Бондаренко… – протянул Боба. – Что у вас там за темные дела?! Ладно уж, попробую, Лиза-подлиза… Помнишь, тебя так в детстве дразнили? – добавил он с усмешкой, вероятно до сих пор не простив сестре того, что та утром увезла летчика, не дав с ним договорить.