Звездный час - [29]

– Все ты выдумываешь! – возмутилась Лиза. – Никто никогда меня так не дразнил и никакой подлизой я не была!

– Однако же своего всегда умела добиваться!

– Если бы… – проговорила Лиза и повесила трубку, не чувствуя никакого облегчения – напротив, сильно сомневаясь в том, что поступила правильно.

Вся во власти тягостных раздумий, она вышла из кабинки – и едва не столкнулась с шедшей ей навстречу дамой. Это была элегантная особа лет тридцати или чуть больше, с породистым точеным лицом и тонкими дугами выщипанных бровей, будто нарисованных у нее на лбу, одетая просто, но со вкусом – в короткую юбку и темный жакет, подобранный в тон к ее карим глазам и черным как смоль волосам, поверх которых на самый лоб дамы была надвинута шляпка с пришпиленным к ней натуральным чучелом птицы, раскинувшей крылья.

Глаза дамы сверкнули огнем, она рявкнула на Лизу:

– Барышня, вы что, глаза дома за… – но не успела она закончить фразу, как с ней сделалось что-то страшное. Глаза у нее раскрылись так, словно из-за спины у Лизы вылезло чудовище, а лицо приобрело мертвеннозеленоватый оттенок. Лиза решила, что сейчас незнакомка лишится чувств. Однако та все же справилась с собой и, разом растеряв свою свирепость, промолвила, чуть заикаясь: – П-простите, вы же – Тургенева, или я ошибаюсь?..

– Да, – ответила Лиза удивленно, силясь понять причину этой странной реакции. – Она самая…

– Но как же… Как же… – пролепетала дама и, уже не сдерживаясь, выпалила: – Ради всего святого, скажите, это вы или не вы ехали сегодня с Левандовским по Верхнему шоссе? Ах, извините, – прибавила она, – мы же незнакомы… Я – Шахматова-Энгельгардт, если слышали.

Лиза к тому моменту уже сама опознала в брюнетке светскую львицу и меценатку Зинаиду Шахматову-Энгельгардт, знаменитую своим московским салоном. Услышав же вопрос Шахматовой, Лиза тут же поняла причину ее изумления, удивляясь, почему не догадалась сразу – вероятно, от непривычки, ведь не так-то просто сжиться с мыслью, что тебя считают покойницей…

А Шахматова, значит, тоже проведала про аварию. Кстати, позвольте, уж не от нее ли Левандовскому достался портсигар с инициалами «3. Ш.»? В этом не было ничего невозможного. Про Шахматову говорили, что она никогда не надевает одного платья дважды, а злые языки прибавляли к этому, что так же часто она меняет и любовников. В голове у Лизы крутился вихрь взбаламученных мыслей, среди которых она обнаружила и ошеломление, и любопытство, и самую откровенную ревность. С чего это Шахматова так разволновалась? Уж небось не из-за переживаний за судьбу артистки?!

– Да, это я с ним ехала, верно, – ответила Лиза, испытывая тайное удовольствие от того, что в ее власти было осчастливить великосветскую особу или, наоборот, добить ее ужасным известием. – Вы только не беспокойтесь. Все живы и здоровы – и я, и Левандовский.

– А как же авария? Авария была? – поспешно спросила Шахматова. К ней тут же вернулись и уверенность, и румяный цвет лица, покрытого легким загаром. Собственническим жестом взяв Лизу за локоть, Шахматова потребовала: – Вы мне должны все-все рассказать о том, что у вас там с Евгением приключилось, – только не здесь, конечно. Поднимемся ко мне, с вашего позволения.

Понимая, что противиться напору Зинаиды бессмысленно, Лиза дала ей увлечь себя в сторону лифта.

Глава 9

У себя в номере Шахматова первым делом поспешила к бару.

– Нужно нервы в порядок привести, – объяснила она Лизе. – Какое счастье, что я вас встретила! У меня прямо камень с души свалился… Но все равно внутри все ходуном ходит…

Пока она смешивала коктейли, Лиза смогла оглядеться. Даже при беглом осмотре роскошного номера Шахматовой становилось ясно, что она в «Ореанде» не случайная гостья. О том, что Зинаида обосновалась здесь надолго, говорила тщательно подобранная обстановка, и в первую очередь – украшавшие стены снимки и картины, в том числе повешенный на самом видном месте смелый портрет самой хозяйки в жанре ню. Светлые тона и легкость мазка выдавали авторство Дейнеки. Но Лизу заинтересовало не это полотно и не шедевры Климта, Матисса и Петрова-Водкина, а весьма оригинальный сувенир – обрубок деревянного пропеллера с приклеенной к ступице фотографией, на которой сиял открытой улыбкой Левандовский при всех своих регалиях. К основанию одной из отпиленных лопастей была прибита серебряная пластинка с посвящением хозяйке номера.

– Да-да, – снисходительно улыбнулась Шахматова, подавая Лизе бокал с мартини. – Подарок на долгую память. Мы с Евгением большие друзья. – И она прибавила с ноткой наигранной грусти: – Теперь уже просто друзья…

Лизу так и подмывало спросить: «А не от вас ли он получил золотой портсигар?» Несмотря на последнюю оговорку, от слов Шахматовой она мысленно дергалась, как от уколов иголкой. Да еще и отсутствие всяких следов ревности со стороны хозяйки, будто та не допускала и мысли, что Лиза может стать ей соперницей! Казалось бы, именно это подтверждало, что если у Шахматовой когда-то был с Левандовским роман, то все осталось в прошлом – да и дата на серебряной пластинке стояла не слишком свежая: 1936 год, – но не зря же этот портрет до сих пор находился тут, где Зинаида могла любоваться им не один раз на дню!