Звёздные прыгуны - [31]

— Но это же… это же…

Процессия замедлила ход, Трегарт едва не налетел на широкую спину впередиидущего охранника.

Они выстроились на стене. Трегарт опустил взгляд — ячейка под ними была… пуста.

— За нарушение законов Гильдии, — голос Гмем Канна глухо звучал в окружающей тишине, — за преступные замыслы и действия, направленные против нее… бывший агент Эдон Данас приговаривается к заключению… в сотах!

Только теперь до Дункана дошел весь ужас происходящего. Не до него одного.

Несчастный, в форме без нашивок, словно очнувшись, дернулся всем телом.

— Нет, нет, только не соты! — он упал на колени. — Не оставляйте меня здесь! — он плакал. Зрелище не для слабонервных — плачущий взрослый мужчина. — Лучше убейте!

Охранники обхватили содрогающееся тело, и… столкнули вниз.

Как показалось Дункану, он летел долго, невообразимо долго, пока безжизненный куль, бывший некогда нормальным человеком, не коснулся каменного пола.

Разбился!

Нет, тело шевельнулось, подтянулись ноги, принимая позу зародыша. И он, оно продолжало плакать.

Ни звука не долетало до зрителей из каменной бездны.

Развернувшись, группа двинулась в обратном направлении.

13.

Они сидели в классной комнате.

Втроем.

Он, наставник и тишина.

Она была полноправным, не менее осязаемым, чем двое мужчин, членом их маленького круга. Каждый думал о своем, или все об одном и том же…

— За что его так? — решил прогнать третьего сомолчальника Дункан.

Наставник оторвал руку от бакенбард, которые непрерывно теребил, превращая роскошную поросль в непроходимые колтуны. Рука произвела сложный пасс. Вверх, затем через стороны вниз, и снова наверх.

— Запомни этот жест. Ранее, в старые времена, по нему узнавали пророков — божеских посланников. На многих, очень многих планетах он может спасти тебе жизнь, — маленькая ручка снова прочертила воздух в сложном движении. — А это — старое благословение мессий. Остались и те, кто еще помнит его. Жизнь агента непредсказуема, кто знает, может, пригодится. Это теперь насаждается стандартный культ со своими, строго установленными и утвержденными заповедями, религиозными ритуалами и иерархией, а раньше…

— За что его так?

Наставник, словно, не слышал Дункана.

— Кто во что горазд. Кто что придумает, или как, думает, лучше. В том числе и свои, исключительно собственные, индивидуальные соображения о счастливом, в некотором роде, справедливом устройстве. Старые, добрые времена, святая наивность. Что бы ты ни придумал, как бы ни вбивал в тугодумные головы существ мыслящих… ты им толкуешь о любви к ближнему, а через какое-то время, они начинают спорить, кого понимать под понятием «ближний» и всех несогласных — на дыбу. Ты им завещаешь «не убий», а буквально через какой-то десяток лет, они уже утверждают, что заповедь касается исключительно высшего духовенства, всех же, кто против — в огонь! Ты им толкуешь «не делай зла», а они до хрипоты, до братоубийства и войн спорят о понятии «зло». За буквами, теряя суть. И это, в некотором роде, нормально. Мыслящие существа, какое бы обличье они не носили, всегда останутся мыслящими существами… Бывало, агента, который сам же и создал религию, и которого провожали, как мессию, как спасителя, через десяток лет, когда он возвращался, ожидая найти идеальное общество, жестоко умерщвляли, как еретика. Мыслящие существа, всегда мыслящие существа, какое бы обличье они не…

— К чему это вы? — не совсем понял Дункан.

— Тысячи миров, тысячи возможностей. Еще тысячи ждут своего часа, в некотором роде, нашего часа. Ожидают, когда их откроют, отыщут Проходы. И всем этим надо руководить, управлять, блюсти свои интересы, извлекать прибыль, в конце концов. Религия оказалась наиболее, да что там, почти идеально приспособленной для данных, в некотором роде, целей. Дешево, самораспространяется, долговечно. Можно задогматировать любые фантазии, вплоть до бредовых.

Сперва на планете высаживается, мы называем его — агент-мессия. В полном соответствии со званием, он несет свет нового, истинного — естественно — учения в массы, народ. Обычно, подкрепляя слова чудесами. Иногда, когда старые боги особенно сильны, в этом ему помогают другие агенты, на звездолете, сжигая с орбиты божественным промыслом старые храмы и разя молниями особо закостенелых ретроградов. Посеяв семена нового учения, оставив заповеди, мессия возносится на небо. Ты не представляешь, насколько каждая фраза, каждый жест, даже поворот головы и случайная улыбка просчитываются и отрабатываются. Затем, наступает очередь агентов-пророков. Главное, не ждать долго, пока аборигены не напридумывали собственных правил и заповедей. Вот здесь и крылся просчет — многие пророки пропадали, гибли. Тогда кто-то из великих понял — лучше боги.

— Боги?

— Боги, богини. Зачем мучиться с мессией, пророками, выжидать десятилетия, когда можно посадить в мир сразу, в некотором роде, живое божество, не допускающее иных толкований писания и держать его под полным контролем. Ты не поверишь, но даже в высокоразвитых, высокотехнологичных мирах, схема работает почти без сбоев.

Хотя, пришла новая трудность. Агентов-богов готовят по специальной программе, отбирая одного из тысячи. Это трудно, очень трудно, тяжело и в первую очередь, в некотором роде, — психологически. Когда тебя — простого человека обожествляют даже не миллионы — миллиарды, когда от твоего взгляда, жеста зависит жизнь, благополучие этих существ, когда любое твое слово, даже чих, воспринимается, как откровение… к тому же в мире столько несправедливости и ты, ты можешь ее исправить, я уже не говорю о соблазнах… Многие, больше, чем хотелось, срываются, хоть и с божественной властью, но они всего лишь люди. Сходят с ума, или, действительно, воображают себя богами, что одно и то же. И это становится все большей проблемой.