Звездные гусары: из записок корнета Ливанова - [53]

– Все поиски господина Балясникова не привели ровным счетом ни к чему, – пояснила Татьяна Николаевна. – У нас нет даже адреса, по которому можно послать запрос.

– Очевидно, Балясников действительно прячется, – заключил Кокошкин с озабоченным видом. – Но что же Иван? Ни одного письма?

– Целых три, однако Стефания их скрывает.

– В этих письмах нет никаких зацепок, – сказала Стефания. – Почему вы мне не верите?

– Оставим это, – поспешно произнесла Татьяна Николаевна, видя, что Стефания опять разволновалась. – Судя по всему, там на самом деле нет ничего существенного.

– Кроме личных чувств, – добавила Стефания. – Но это как раз к нашей проблеме не относится. Это затрагивает только его и меня.

К ее разочарованию, Кокошкин пропустил последнюю фразу мимо ушей. С чашечкой в руке он прошелся по комнате. Татьяна Николаевна следила за ним глазами.

– Значит, Иван так и не возвратился, – задумчиво повторил Кокошкин. – И не дает о себе вестей. И где его разыскивать, неизвестно.

– Вы с исключительной полнотой обрисовали ситуацию, – улыбнулась Татьяна Николаевна бледненько. – Папенька уже обращался по нескольким инстанциям, но везде отказали, поскольку господин Штофреген не числится на государственной службе.

– Стало быть, разыскивать его надлежит частным порядком! – горячо проговорил Кокошкин.

– Но для этого придется самим лететь на Этаду, – заметила Татьяна Николаевна. – Частные экспедиции на такие отдаленные планеты – дело дорогостоящее, да и хлопотное: власти без удовольствия взирают на подобные предприятия.

– Деньги для Штофрегена я соберу по подписке, – сказал Кокошкин. – Это можно устроить без большого труда. В полку многие о нем сожалеют, да и выходка с обезьяной пришлась по душе – о ней повествуют не без восторга. – Он вздохнул и обезоруживающе улыбнулся. – А я-то ни сном ни духом ни о чем не подозревал, когда все затевалось; теперь же меня выставляют вторым по значимости лицом всей комедии, и я поневоле купаюсь в чужой славе!

– Господин Штофреген вам не чужой, – кратко заметила Стефания. – Стало быть, купайтесь на здоровье.

Она снова придвинула к себе свой альбом, и Кокошкин успел разглядеть надпись над картинкой: “Виды пустынных местностей Этады, срисованные с натуры г-ном *** нарочно для Межпланетного географического вестника”.

* * *

Дорогая Стефания!

Имею весьма слабые надежды на отправку этого письма, а от Вас до сих пор нет весточки. Для чего пишу – и сам не знаю! Потребность человека выражать себя письменно заложена, очевидно, Творцом, который создал нас как народ Писания и Предания; Писание имеет для нас облик Книги, а Предание – Трапезы, отчего такое огромное значение уделяется человечеством этим двум предметам, даже когда они не священны, а совершенно профанны и относятся только к земному бытию, без всякого покушения на небесное.

Вот и я, грешный, закусив последним из земных огурцов, мараю эти листки, даже не предполагая отправлять их Вам на суд!

Вообразите, кто недавно прибыл к нам на планету, прямиком в наш лагерь! Это некто Аркадий Рындин, давний (хотя и не вполне приятный) наш знакомец по одному известному вам делу с орангутангом…

(Оборвано.)

* * *

Появление корабля в лагере встретили с радостью, которая, впрочем, скоро сменилась разочарованием: ни писем, ни посылок корабль этот не доставил и привез исключительно пассажира и с ним несколько ящиков личного багажа, а также объемное рекомендательное письмо к господину Пафлагонову. Нанятый частным порядком кораблик взял только письма, у кого были готовы, и, отказавшись ждать сколько-нибудь долго, почти сразу же после посадки взлетел.

Долгушин с Семыкиным перетащили багаж новоприбывшего на базу. Он остановился возле лаборатории, благосклонно щурясь и озираясь по сторонам с видом весьма довольным. Он как будто нарочно для того и прилетел, чтобы оглядеть наличествующие здесь жилища и людей и выразить свое одобрение.

Господин Пафлагонов с распечатанным письмом в руке приблизился к новичку и покровительственно положил руку ему на плечо.

– Рекомендую: специалист по приматам Рындин, – обратился он к остальным членам экспедиции.

– Аркадий, – с мягкой улыбкой поправил новичок и оглядел собравшихся. Внезапно его улыбка остыла, и в глазах показалось настороженное выражение: он заметил Штофрегена.

Следовало отдать Аркадию должное: если он и сконфузился, то лишь на короткое время. Приятное выражение скоро вернулось на его лицо.

Тем временем г-н Пафлагонов произнес:

– Ну, поскольку свободных мест у нас в лагере ровно одно, то есть в домике господина Штофрегена, то и новичка поселим у него. Так будет приличнее всего.

Штофреген побледнел, а Аркадий глянул на него победоносно и вместе с тем чуть виновато.

В ящиках, которые Долгушин с Семыкиным безропотно доставили в домик, оказались личные припасы Аркадия: домашний хлеб, десяток бутылей хорошей наливки, квадратный штоф водки и рыбные консервы. Он любовно установил их под свою кровать, затем уселся на покрывало и снял сапоги.

Штофреген вошел было в домик, но, завидев соседа, сразу двинулся к выходу.

– Погодите! – в спину ему произнес Аркадий. – Останьтесь же. Если вы будете меня избегать, то путного ничего не получится: похоже, нам с вами судьба провести несколько дней под одной крышей.