Звездная ветвь прометеев - [5]

- Мне не надо. Я недостоин, - спокойно отвечал Странников.

- Ложная скромность! - кричал Липатов. - Если бессмертие - то всем. Или никому. Ну, представь; тебе даровали вечность. Что ты станешь делать с ней?

- Наверное, человеку это все-таки ни к чему, - качал головой Юлий. - Да и невозможно практически. Всего через несколько тысячелетий "бессмертный" переродится полностью - по законам эволюции живого. Он не сохранит ни грана прежней индивидуальности. Человек - слишком хрупкая и еще несовершенная частица мыслящей жизни. Бессмертие присуще человечеству как совокупному носителю разума. А мы лишь его мыслящие атомы, бесконечно сменяющие друг друга иноварианты...

- Отказываешься от вечности, Ю?

- От "персональной" вечности для моего "я". Моему "я" хватило бы, скажем... тысячи лет...

- Аппетит у тебя! - посмеивался Липатов. - Но, говоря серьезно, я и этого не понимаю. Куда тебе столько?

- Надо найти иную цивилизацию. Во много раз более древнюю, чем наша. Побывать бы в антимире, если он есть... Может, дожить до времени, когда любые расстояния научатся преодолевать мгновенно...

- Ради высокого разума остановись, Ю! Ведь на это и тысячи лет не хватит! - смеялся Липатов.

Однажды, когда они в космобусе летели к Шару, Юлий необычным голосом произнес:

- Можешь смеяться надо мною, даже называть меня сумасшедшим... Я пришел к выводу, что смерть всякого мыслящего существа - относительна...

Липатов повернулся к другу и свистнул от неожиданности. "Вот он, феномен-то, о котором предупреждал Стахов".

- Понимаю, какой-нибудь новый "философический" трюк?

- Нет, это серьезно, - отмахнулся Странников. - Выслушай меня хоть раз более внимательно, чем всегда.

Юлий был сдержанно взволнован, как обычно в тех случаях, когда какая-нибудь "сверхбезумная" идея жгла его беспокойный ум.

Липатов, поняв настроение Юлия, покорно скрестил руки на груди.

- Понимаешь, трудно, не профанируя саму идею, объяснить это в нескольких фразах... Когда-нибудь я напишу книгу... может, попытаюсь создать теорию - о диалектическом бессмертии Разума во Вселенной... Но кое-что я должен сказать уже теперь.

В соседнем отсеке девушки запели песню о голубой Земле, ждущей своих сынов, улетевших к далеким мирам.

- Издревле неизбежность смерти тяготеет над людьми, над каждым, кто сознает себя как "я", и мысль о ее неотвратимости мучительна. В мифах, религиях, сказках живет мечта о бессмертии "я", мыслящей личности, разума. Внешне все выглядит просто: человек рождается, чтобы умереть; смерть личности - отрицание ее бытия, и это целесообразно: на место ушедшего и независимо от него появляется новое "я". Такова диалектика жизни и смерти. И все-таки это нелепость, чудовищная нелепость: быть, накапливать знания, ощущать, видеть весь этот огромный, прекрасный мир, знать о его бесконечности и - пройдя через любовь, сомнения и страдания - исчезнуть, стать ничем!

Звонкая песня монтажников ворвалась из соседнего отсека: при резком повороте космобуса откатилась дверь. Юлий поспешно закрыл ее.

- Как это у Шекспира:

Жизнь - это только тень, комедиант,

Паясничавший полчаса на сцене

И тут же позабытый; это повесть,

Которую пересказал дурак:

В ней много слов и страсти, нет лишь смысла...

Шекспир, вернее, герой его трагедии ошибся! И дело вовсе не в том только, что все лучшее, ценное после нас остается потомкам. И не только в том даже, что мы продолжаемся в какой-то степени в наших детях, внуках, правнуках. Суть в том, что мы продолжаемся, живем вечно во всех цивилизациях Вселенной, сколько их ни прошло и ни пройдет еще по ее беспредельным просторам!

- Ты хочешь опровергнуть Шекспира и прочих старых мудрецов? - возразил Валерий. - Но ведь тот же творец "Гамлета", помнится, изрек:

Вот так, подобно призракам без плоти,

Когда-нибудь растают, словно дым,

И тучами увенчанные горы,

И горделивые дворцы и храмы,

И даже весь - о да, весь шар земной.

- Но не Разум! Не Разум - единый с материей, неотрывный от материи, неуничтожимый, пойми ты, - неуничтожимый ее атрибут! - убежденно воскликнул Странников.

Липатов развел руками, не решаясь возражать всему услышанному. Он был озадачен.

- Мозг каждого мыслящего, - заметь, Валерий, - мыслящего человека (обыватель - это "растение"), состоит, грубо говоря, как бы из двух разумов. Первый - практический, бытовой, и он определяет неповторимость данного "я". Он-то и подвержен смерти! Он исчезает вместе с его носителем - "этим" человеком. Это, так сказать, "низший" разум, назовем его условно разумом типа "Б". Иные "человеки" всю жизнь прекрасно обходятся этим типом разума - так называемые практичные люди.

- Ты, конечно, намекаешь на мою особу, - вздохнул подавленно Валерий, у которого от этого разговора голова разболелась. - Но, поверь, я не обижаюсь во имя науки.

- Однако есть вторая сторона разума в каждом мыслящем мозге, торопливо продолжал Юлий, - высший разум - как проявление самопознающей материи. Эта сторона разума, чем мощнее она в человеке, тем меньше зависит от индивидуальности "этого" "я". Вспомни, как Эйнштейн стремился насколько возможно полнее освободиться от своего "я"! И не случайно! Особенно отчетливо проявляется это в гениях. Разум этого типа везде во Вселенной един, ибо он "обречен" познавать законы материи такими, каковы они есть. Назовем его разумом типа "А". В процессе познания он всегда движется... ну, что ли, в соответствии с "силовыми линиями закономерностей самой материи...".