Звездная бирема «Аквила». Рубеж - [125]

Самое подходящее место, чтобы провести параллели с событиями прошлого, обдумать стратегию и тактику, короче, заняться чем-то, достойным народного трибуна. Но нет же! Публий Клодий сначала засмотрелся на звездную бездну, раскинувшуюся за обзорным экраном бывшего грузовика. Если станция никогда не отдыхала, не спала и не забывала о своей великой миссии, десятки кораблей причаливали одновременно к её гостеприимным портам, и целый рой летучей мелочи заполнял пространство вокруг Рубикона, то там, дальше, царила вечная тьма и бесконечность. Клодия от Аррии Примы отделяло множество световых лет и минимум три червоточины, но мыслями народный трибун пребывал вовсе не в пустующем музее Рубикона, а на вилле отца. Там уже наступила осень, знаменитый буковый тоннель пронизывают насквозь солнечные лучи, блестит светло-серая кора, а на обочине дороги лежат ворохом оранжевые листья. Стоило Клодию закрыть глаза, и он видел, как наяву, своих сестер — восхитительно некрасивых, ярких и изысканных, любимых до сердечной боли и любящих его, несмотря ни на что, беззаветно и неистово. Задумчивая Клавдия Прима, должно быть, идет медленно, под ручку с болтушкой Секундой, а младшая — неугомонная Минор, та, конечно, обогнала всех на своем самокате. Он почти слышал шуршание листьев под ногами девушек, их негромкие голоса и смех. Словно не целая вечность пролегла между станцией Рубикон и пасторалями Аррии Примы, между ним, хитроумным народным трибуном, и добрыми девушками, не ведающими ни зла, ни беды, а краткий миг между двумя взмахами длинных ресниц.

Время в ожидании вызова от Гая Ацилия текло медленно, прерываемое краткими сообщениями от личного секретаря. И тогда Клодий на несколько минут отвлекался от размышлений, отвечал или копировал в архив, и снова, и снова возвращался в недра памяти. И там обязательно присутствовал Гай Ацилий Курион. Знал бы только мятежный сенатор, сколь важна его персона в жизни Публия Клодия, ни за что не поверил бы. С тех самых пор, как они встретились в Кампусе Марция, живорожденный патриций и патриций репликаторный, Клодий знал одно — этот юноша-популяр сыграет в его жизни важнейшую роль. И наоборот, само собой. Иначе зачем было тайком забирать и сохранять пластырь с кровью Ацилия? Тогда юному, но дерзкому популяру в первый раз досталось из-за Публия Клодия. С другой стороны, разбитый нос и рассеченная бровь — разве это не самые простые жертвы во имя настоящей мужской дружбы? Пластырь, которым наскоро залепили ссадину, Клодий потом, через год, отвез бабке. Звериное чутье не подвело, а Семпрония не только выявила у Ацилия НЭП, но и, что еще более ценно, держала язык за зубами до поры.

Интересно, когда Курион понял, ради чего всё затеяно? Уже на Цикуте или раньше? Гай Ацилий — умный, всегда был таковым, и никакой имплант не мог повлиять на его аналитические способности. В том бабка Семпрония клялась семейными ларами. А воли и решимости яростному популяру не занимать.

Подозревал ли затравленный амикусообразный мальчишка, что подружившись с рьяным юнцом из благороднейшей фамилии, он сделает самую удачную ставку в своей жизни? Теперь уже не вспомнить.

Когда Гаю Ацилию сверлили в черепе дырку и вживляли имплант, Клодий искал утешения у бабки. Нет, в поглаживании макушки он не нуждался. Просто Семпрония была его личным демиургом. А кто поймет тебя лучше?

— Попробуй все же четко сформулировать, что тебя так гнетет, — сказала она, вдоволь налюбовавшись закручинившимся внуком. — Кроме предательства.

— А этого недостаточно?

Семпрония, помнится, усмехнулась эдак снисходительно.

— Ты еще не всё знаешь о предательстве.

— А что еще?

— Узнаешь. Потом.

Узнал. Потом, но довольно скоро. И теперь надеялся, что Ацилий тоже понял, что предательство сближает сильнее, чем самопожертвование. Осталось лишь дождаться вызова, чтобы в этом окончательно убедиться.

Если «Аквила» запросила рейд-зону, то, по его расчетам, на формальности уйдет примерно два стандартных часа, а затем Гай Ацилий должен спросить о Клодии. Обязан просто. Предположим, на обмен любезностями с оператором уйдет еще полчаса… Так где же ты до сих пор возишься, живучий и везучий сучий ты сын?

— Господин, пришел запрос на твое имя, — молвил дежурный офицер. — С твоего счета будет снят дополнительный бонус — за срочность и персонализацию.

В притворно бесстрастном голосе рубиконовца отчетливо слышалось раздражение. Ох уж эти лацийские прихоти! Все нормальные люди преспокойно ждут своей очереди на получение автоматического сообщения, а этому подавай сию секунду, да еще и через живого человека. Совсем республиканцы обнаглели!

— Подтверждаю, — проворковал Клодий, тщательно блюдущий свой имидж эстета.

— Абонент ждет тебя на борту биремы «Аквила». Безопасность гарантируется.

— Отлично.

Меланхолию Публия Клодия тут же словно взрывной волной снесло. Звонок прозвенел и вот-вот начнется очередной акт драмы, в которой все актеры играют не по своей воле, и даже режиссер не знает, чем всё кончится…

— Привет тебе, друг мой, привет!

На борту «Аквилы» народного трибуна встретили настороженно, но безупречно вежливо, и незамедлительно проводили в преторий. Свирепые девичьи взгляды не в счет. Гораздо важнее, что Ацилий пожелал встретиться, и его желание было исполнено в точности. Остальное — сущие мелочи.