Звезда над рекой - [7]

1935

Перед грозой

Из первой книги

География и война

Б. А. Логунову

Мы всё выносили на приговор света,

И свет сознавался, что лучшего нет,

Чем самый воинственный из факультетов

Географический факультет.

И, за собою ведя напролом

На северо-запад песок и зной,

Карта блестит над моим столом

Азиатскою желтизной.

Так понемногу, без потрясений,

На виражах замедляя шаг,

Скромная жизнь моя по воскресеньям

В девять утра начинается так:

Приходит приятель,

                           во рту папироса,

И нос броненосца

                         и ноги матроса,

Горит синевою военных штанов

Борис Александрович Логунов.

Пока не пришлось мне, изъездив страну,

В пустынях Востока трудиться, —

Мы с ним совершаем сегодня одну

Из пригородных экспедиций.

Дорога набита до суеты

Природою, пьяною в лоск.

Шатая деревья, качая кусты,

Навстречу идет Краснофлотск.

И вот, у Союза Республик на грани,

Волны дозорную пену шлют…

— Береговой охране

Наш боевой салют!

Вам, занесенным грузно

Над широтою вод,

Щупальцам форта Фрунзе,

Вытянутым вперед.

Это отсюда, от голой земли,

От нищей экзотики дикарей,

Поворачивала корабли

Повелительница морей.

И если на сторожевые года

Подует вторыми ветрами угроз,

И если под пулями дрогнет вода

(Тут слово имеет матрос):

— Тогда, на все готовая,

Ударит за моря

Двенадцати дюймовая

Красавица моя! —

А я, и не нюхавший пороха сроду,

Как допризывник девятого года,

Клянусь,

           чтоб равняться эпохе под стать

Все недожитое наверстать.

Довольно. Беру во свидетели день, —

Я хвастаться больше не стану.

Я парень как парень, Студент как студент,

По циклу Афганистана.

И вижу я так:

                  у горячих камней,

В болотах верблюжьей мочи,

Вонючей тропинкой подходят ко мне

Скуластые басмачи.

Я падаю наземь с пробитым виском.

Качается почва…

                        И снова,

Как синее пламя, над желтым песком

Сверкают штаны Логунова.

Дорога в казармы идет по кустам.

И мы по кустам — по уставу.

Я с Вами иду, я обедаю там,

Читаю стихи комсоставу.

И все же сознайтесь, шатавшись по свету,

Что в мирных республиках лучшего нет,

Чем самый воинственный из факультетов —

Географический факультет.

1929

Теория относительности

С. А. К.

Улитка ползет у сухих камней,

Раковиной бренча,

Улитка ползет,

И дорога под ней

Желта и горяча.

Живет пресмыкающийся дом,

Вагон, набитый сполна,

Пылинки летят косым дождем

В щели его окна.

Проходят тяжелые года

Легких наших минут,

Суша и Воздух, Огонь и Вода

В три погибели гнут.

А путь лежит за окном, за дверьми

Выжженный и крутой…

И видит улитка: движется мир

С должною быстротой.

…День, оборвавшись, сошел на нет,

И сразу за ним — в лицо —

Грохот миров и полет планет,

Чертово колесо.

Мир расцветает со всех сторон

Черный и золотой.

Царскою водкой сжигает он,

Звездною кислотой.

Летят тяжелые года

Легче наших минут.

Суша и Воздух, Огонь и Вода

В три погибели гнут.

Одна планета сказала другой

На языке планет: —

И мы, сестра, летим на огонь,

Туда, где тепло и свет.

Вокруг огня,

Скорей, чем дым,

Дорогою крутой,

Ветер в лицо —

И мы летим

С должною быстротой…

…Вот начинается на дворе

Веселой зари разбег.

Вот просыпаюсь я на заре,

Маленький человек.

Окна распахиваются звеня,

И вольный этот рассвет

Потом эпохи идет в меня,

Длинным путем газет,

И каждою стачкой, пролившей кровь,

Восстаньем с той стороны,

И черной работою мастеров

Громкой моей страны,

Которая за окном, за дверьми

Летит дорогой крутой, —

И ветер в лицо,

И движется мир

С должною быстротой.

1930

Мы входим в Пишпек

Так в Азию входим мы.

Ник. Тихонов

Не детской неправдой, раздутой втрое,

Ветрами пустынь чалму качая, —

Азия просто пошла жарою,

Красным перцем, зеленым чаем.

Круглей пиалы, плотнее плова,

Над всеми ночами плыла луна,

И мухи, как тучи, летели, лиловы,

Колючие тучи, — честное слово,

Азия ими полным-полна.

И в эту пору сухого вызова,

В грохот базаров твоих, Киргизия,

В желтые волны, не зная броду,

Мы погружались, как рыбы в воду.

…Сейчас — ничего. Отдыхаем, сидим,

Так сказать, на мели.

И только рассвета легчайший дым

На самом краю земли.

Просторы покоем полным-полны,

И воздух не дрогнет, робея.

А желтый песок — желтее луны,

А небо — воды голубее.

Но легче, но шире, чем ветер любой

Идет на меня рассвет.

Я вижу, как в желтый и голубой

Врывается красный цвет.

И ноги

          сами несут вперед,

И город

           неплох на вид:

Арык течет,

                 и урюк цветет,

Верблюд не идет —

                            летит.

Но дело сложнее, пейзаж стороной,

Киргизия, ты обросла стариной!

Чужими руками, бочком, тишком,

И жар, и жир загребай,—

И лезет на лошадь пузатым мешком

Набитый бараниной бай.

Наверно, судьба у него не плохая:

Лошади нагружены;

Восемь халатов и три малахая,

Две молодых жены.

И вьюки — как бочки — полным-полны,

И жены теснятся, робея.

А все малахаи — желтее луны,

Халаты — воды голубее…

Но тут подымается над головой

Иного века рассвет, —

Я вижу, как в желтый и голубой

Врывается красный цвет.

И, юностью века зажатый навек,

Трубой пионерского крика

Он бродит с отрядом и лезет наверх,

Сгущаясь над зданием ЦИКа.

Мы много прошли на своих на двоих,

Мы годы шагали подряд.

И всюду друзей находили своих,

Хороших и прочных ребят.

В больших городах и от них вдалеке,

В халате и всяческом платье,

Мы их узнавали по жесткой руке,