Звезда доброй надежды - [95]

Она резко поднялась и попросила его следовать за собой. Решив, что врач сама займется им, Ботез спокойно пошел за ней. Только после того как они поднялись на второй этаж и остановились перед изолятором, Ботез задумался относительно истинных намерений врача. Он вопросительно посмотрел ей в глаза, стараясь найти какое-то объяснение, чтобы хоть как-то отдалить очную ставку и подавить собственное волнение. Но Иоана не моргнув выдержала его взгляд и открыла дверь, приглашая войти.

Кондейеску был не один. С ним находился доктор Анкуце, специально вызванный на тот случай, если у генерала начнется приступ. Генерал не спал. Как обычно, он лежал неподвижно лицом вверх, казалось, равнодушный ко всему происходящему. Появление новых посетителей он почувствовал инстинктивно. Взглянув на Ботеза, генерал вздрогнул, глаза его заблестели. Иоана и Анкуце с максимальной внимательностью хмуро наблюдали за происходящим, готовые немедленно прийти генералу на помощь. Но их беспокойство было напрасным.

Губы генерала едва дрогнули, и он с трудом произнес:

— Дорогой Ботез… прошу тебя… скажи мне, это правда?

Майор застыл у кровати, сжав обеими руками железную табличку. Побледнев от испуга, он часто-часто заморгал глазами.

— Неправда, господин генерал! — поспешил он ответить. — То, что вам наговорили, неправда.

— Ботез… не обманывай меня… Ботез…

— Клянусь вам, господин генерал! Неправда. Голеску все выдумал, чтобы…

— Благодарю, — прошептал генерал, и слезы потекли по его щекам. — Благодарю, дорогой мой! Теперь я знаю, для чего следует жить.

Он лежал по-прежнему неподвижно, но теперь на губах его блуждала улыбка, дышал он глубоко, словно воздух неожиданно стал каким-то особым, облегчил его страдания и опьянил свежестью.

Этого было достаточно, по Иоана решила, что необходимо выяснить все до конца. Беседа, как таковая, состоялась уже в кабинете. Иоана подождала, пока Ботез придет в себя. По всему было видно, что встреча с генералом ошеломила его. Он понял, что теперь не уйдет от ответственности, и, еще не зная внутренних законов лагеря, ожидал самого сурового наказания. Интуитивно поняв, что творится в душе Ботеза, Иоана дала ему время прийти в себя, а затем сказала:

— Как видите, господин майор, я не случайно устроила этот визит. Генерал Кондейеску нам небезразличен, как небезразличен каждый из пленных. Ведь если одних лечишь на основе объективных данных — тиф, раны, дизентерия, — других нельзя вылечить, не зная, какие субъективные причины вызвали соответствующую болезнь. В значительной степени вы сегодня нам помогли раскрыть причину инфаркта: полковник Голеску! Но я прошу вас поподробнее рассказать, что же произошло в бане. Что именно придумал Голеску? О чем говорил генерал?

Ботеза решительно смущало странное положение, в котором он оказался: ему приходилось униженно оправдываться перед женщиной. До сих пор женщины были для него лишь предметом развлечения и привлекали его исключительно в чувственном отношении. Ему нравилось безраздельное господство над ними. Впервые он был вынужден признать существование на земле другого типа женщин, которые обладали непререкаемым правом судить о нем. Сидящая перед ним женщина была очень красива, молода, очаровательна, но взгляд и голос ее свидетельствовали о суровости, которую трудно было, а может быть и совсем невозможно, растопить салонной галантностью или дежурными комплиментами.

«Коммунистка! — улыбнулся Ботез про себя. И сразу же когда-то пугающее понятие получило для него новый, ясный смысл. — Вот коммунистка во плоти и крови, интеллигентка, проницательна и, главное, черт побери, хороша собой! Никогда не пожалею, что пришлось побывать здесь!»

Он рассказал все, что знал, не преувеличивая роли, которую сыграл Голеску, не пытаясь искать снисхождения к своему соучастию. Он постарался быть как можно объективнее, лояльнее, полагая, что врач оценит скорее правду, чем ложь. Иоана выслушала его внимательно до конца, но все же не смогла удержаться от довольно горьких комментариев.

— Вы многим рисковали, господин Ботез!

— Вы имеете в виду последствия, связанные с болезнью генерала?

— И с вашим личным поведением.

— Понимаю! — испуганно произнес Ботез.

— Я хочу, чтобы вы меня правильно поняли, — почувствовав необходимость внести уточнение, сказала Иоана. — Я имею в виду последствия не физического характера. Могу вас заверить, что они вас не коснутся. Я говорю о моральных. Разве не так? Вам будет нелегко перенести смерть невиновного человека.

— Полагаю, что вы… — Уже совсем перепугавшись, заговорил Ботез.

— Естественно, мы сделаем все, что в наших силах, чтобы спасти генерала. Но что мы можем сделать для вашей совести?

— Боюсь, что теперь поздно…

— Никогда не поздно, господин майор! Скажите, прошу вас, вы в самом деле в Румынии принадлежали к числу противников Антонеску?

— Да! — горячо подтвердил он.

— Тогда подумайте о возможности, которая вам предоставляется здесь, — остаться верным самому себе хотя бы в этом плане. Генерал Кондейеску был бы рад узнать, что его место, когда он в силу обстоятельств вышел из борьбы, тут же занял другой. И не кто-нибудь, а именно вы. Существует много способов смотреть в лицо своей собственной совести, ни за что не краснея. Тот, который я предлагаю вам, мне представляется наиболее честным для такого человека, как вы. Подумайте сами и решите!