Звезда доброй надежды - [132]
Комиссару не трудно было уловить в обобщенном смысле вопроса Паладе легкий оттенок возмущения человека, для которого заявления при всей их искренности были не в состоянии сами по себе утвердить свою правдивость. Ему стало больно за Паладе. Предоставив возможность другим идти дальше, он взял Паладе за руку, стараясь вложить в это простое движение все те добрые чувства, которые питал к нему.
— Твои сомнения — это мои сомнения. Единственная разница состоит в том, что ты имеешь в виду только свои взгляды, а я обязан принимать во внимание сознание каждого. Доктор прав: людей надо воспринимать такими, какие они есть! Следовательно, со всем тем, что невольно скрывает каждый или в чем он пока не в состоянии признаться. Со всеми тайнами, которые практически мне просто не раскрыть. Положение абсурдное, и вот поэтому оно благоприятствует любому оппортунизму. Даже если я решился бы уж не знаю на какое испытание, все равно не ведаю, как их проверить. Настоящую проверку можно сделать только на поле боя, лицом к лицу с врагом! Но это вовсе не решает проблемы, как мне судить о будущих сюрпризах. Я же не один на земле, антифашистское движение здесь не является моим сугубо личным делом. Оно должно влиться в антифашистское движение всей Румынии. Не знаю, в какой час это случится и в каких условиях произойдет. Но твердо знаю, что в один прекрасный день я предстану перед моими товарищами по партии и отвечу за свою работу здесь. Отвечу за каждого из вас. Отвечу за людей, которых я должен был воспринимать такими, какие они есть, какие мне достались… Теперь понимаете, почему меня все это беспокоит днем и ночью, почему каждый из вас ставит передо мною десятки проблем?
Здесь этот человек с такими твердыми взглядами на окружающую действительность находился для того, чтобы одни из собравшихся вокруг него людей могли бы раскрыть перед ним собственный, столь же обширный духовный мир, а другие — слушать его с нескрываемым интересом и удивлением, следя за развитием его мысли.
Убежденность в том, что рано или поздно и они будут подвергнуты аналогичной проверке, вызывала в них нечто вроде беспокойства и волнения.
Слегка взволнованный таким открытием, доктор сказал:
— Случай для проверки у нас был. Положение на Курском фронте и паника, которая началась в лагере. Наше движение оказалось сильным. Ни один из членов движения не предал нас. Более того, как раз в этот смутный период мы приняли новых людей в свои ряды, и это явление следует признать чрезвычайным.
— Да! — согласился Молдовяну. — Этим мы можем гордиться.
— Как вы знаете, было совсем нелегко. По крайней мере для Ротару и Ботеза. Их борьба с прежними своими представлениями о жизни длилась более трех месяцев.
— Знаю! У них накопилось немало вопросов.
— Последний ответ им дали вчера вечером.
— Ответ, так сказать, официальный. Но эти люди еще до того, как под Курском произошло сражение, поддерживали нас. Это увеличивает доверие к ним.
— А тогда кто же вышел окрепшим из этого смутного времени: реакция под руководством Голеску или наше движение? Если Голеску есть кого клеймить словом «предатель», то движение никто не предал.
Комиссар смущенно с оттенком иронии и сожаления улыбнулся:
— А вот Андроне? — Он пристально взглянул в глаза Паладе. — Что означала демонстрация Андроне вечером?
— Только у него ничего не вышло, — произнес Анкуце.
— Так как ему помешал я, — подхватил с некоторой ожесточенностью Молдовяну. — А почему? Очень просто: нам не нужны такого рода опыты. Война завтра не кончается, а немцы, не исключено, еще нанесут нам немало серьезных ударов. Движение, подобное нашему, не подкрепленное конкретными действиями, полетит ко всем чертям после прямого удара. И в тот момент, когда знаешь, что Андроне ночами тайно советуется о чем-то с Голеску, а днем кричит во все горло, что того же Голеску надо выгнать из лагеря, невольно задаешь себе вопрос: для чего это делается?
— Он претендует на то, чтобы искоренить пагубные идеи, связывающие его с фашизмом, — сказал Паладе.
— А, претендует! И позвольте спросить, сколько же пагубных идей он до сих пор искоренил?
— Он потому и претендует, что все против него, — уточнил в свою очередь Иоаким. — Упрямый как осел.
— Претендует! Ну, а если бы вы увидели, что я по ночам говорю о чем-то с Голеску, могли бы вы меня обвинить в двойной игре, в том, что меня используют как троянского коня? Вот то-то и оно, дорогой доктор! Слова — они хороши и для клятвы, и для вероломства!
— Да, это серьезно! — грустно констатировал Анкуце.
— Разумеется, серьезно…
— К сожалению, — заметил Иоаким, — вы не можете запретить ему говорить с Голеску. Ни ему, ни другим.
— Разумеется!
— И все-таки выход есть, — неожиданно предложил Паладе.
— Какой?
— Подождем того момента, когда надо будет принимать окончательное решение на жизнь или на смерть, когда людям надо будет выбирать. И Андроне будет вынужден выбрать.
Комиссар вдруг остановился и внимательно посмотрел на Паладе.
— А если то время окончательных решений, о котором ты говоришь, уже подошло?
Реакция у всех была одна и та же: глаза засветились, лица посветлели.
Книга рассказывает о снайпере 86-й стрелковой дивизии старшине Н. П. Петровой. Она одна из четырех женщин, удостоенных высшей солдатской награды — ордена Славы трех степеней. Этот орден получали рядовые и сержанты за личный подвиг, совершенный в бою. Н. П. Петрова пошла на фронт добровольно, когда ей было 48 лет, Вначале она была медсестрой, затем инструктором снайперского дела. Она лично уничтожила 122 гитлеровца, подготовила сотни мастеров меткого огня. Командующий 2-й Ударной армией генерал И. И. Федюнинский наградил ее именной снайперской винтовкой и именными часами.
В книге старейшего краеведа города Перми рассказывается о трагической судьбе автора и других советских людей, волею обстоятельств оказавшихся в фашистской неволе в Финляндии.
Первая книга ивановского писателя Владимира Конюшева «Двенадцать палочек на зеленой траве» — о сыне подполковника-чекиста Владимире Коробове, и вторая книга «Срок убытия» — о судьбе Сергея Никишова, полковника, разжалованного в рядовые. Эти два романа были напечатаны под общим названием «Рано пред зорями» в 1969 году в Ярославле. Героев первых двух книг читатель встретит в новом романе В. Конюшева «Ударная армия», который посвящен последнему периоду Великой Отечественной войны. Автор дал живую впечатляющую картину выхода наших войск к Балтийскому морю в районе Данцига (Гданьск), затем к Штеттину (Шецин) на берег Одера.
Повесть об одном из замечательных героев болгарского народа, коммунисте-разведчике Александре Пееве, отдавшем свою жизнь в борьбе за правое дело разгрома фашизма. Деятельность Пеева и его товарищей в период второй мировой войны снискала в Болгарии всенародное уважение. Имена Пеева — «Боевого» и его соратников, оказавших большую помощь Советской Армии, окружены ореолом неувядаемой славы. Советское и болгарское правительства удостоили погибших и оставшихся в живых героев высокими наградами. Александр Пеев посмертно награжден орденом Ленина. Повесть представляет интерес для широкого круга читателей.
В романе известной писательницы из ГДР рассказывается о заключительном периоде второй мировой войны, когда Советская Армия уже освободила Польшу и вступила на территорию гитлеровской Германии. В книге хорошо показано боевое содружество советских воинов, польских партизан и немецких патриотов-антифашистов. Роман пронизан идеями пролетарского интернационализма. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Вадим Михайлович Белов (1890–1930-e), подпоручик царской армии, сотрудник журналов «Нива», «Солнце России», газет «Биржевые ведомости», «Рижский курьер» и др. изданий, автор книг «Лицо войны. Записки офицера» (1915), «Кровью и железом: Впечатления офицера-участника» (1915) и «Разумейте языцы» (1916).