Звезда доброй надежды - [130]

— Что ты хочешь от меня?

— Спаси меня! — ответил столь же прямо Андроне. — Твоя очередь меня спасать.

— Каким образом? С каким риском?

— Никакого риска, так как, спасая меня, ты спасаешь самого себя. Я пришел к выводу, что марьяж с Голеску опасен. Мертвец из могилы не встанет, немцы никогда не войдут в Москву. Единственный путь для нас — это путь с русскими на запад! Рядом с комиссаром в составе движения до конца. Даже, если надо, следует завтра же стать коммунистом. Мне не хотелось, чтобы подтверждались мои пророчества, но я предчувствовал, что все, кто останется вне движения, плохо кончат, несмотря на весь женевский бумажный хлам, который по идее должен защищать пленных. С Гитлером покончено, фортуна на стороне русских. Победитель устанавливает свои законы. С другой стороны, я, кстати, не переношу двойной игры. Мне всегда был неприятен этот союз с Голеску, но теперь поздно заниматься самобичеванием. Предпочитаю брать жизнь за грудки и из исторических событий извлекать пользу.

— Что предлагаешь?

— Вступить в ряды антифашистов! Прямо этим же вечером!

На лице Харитона не дрогнул ни единый мускул. В остекленевших глазах его не сверкнул ни единый огонек. Даже шрам, который, по обыкновению, в таких обстоятельствах становился пунцовым, оставался мертвенно-фиолетовым. Спокойствие Харитона казалось столь же странным, как и изменившийся голос:

— Хорошо, Андроне! Я согласен, пойду в антифашисты. — Харитон на мгновение запнулся, но потом продолжал: — А тебе не кажется, что Анкуце будет против?

— Я давно обхаживаю твоего Анкуце.

— В связи с этим?

— Да! И он мне дословно сказал: «Антифашистское движение открыто перед любым человеком!» Так что твое появление не станет неожиданностью. Их ошибка и состоит в том, что оно доступно любому. А нам останется лишь воспользоваться этой ошибкой… Ты готов?

— Готов! Я буду таким антифашистом, каким никто еще не был!

Это прозвучало как клятва. Андроне был настолько поглощен самим собою, что не обратил внимания на ту озлобленность, с которой Харитон готовился к будущей борьбе.

Андроне, пробираясь сквозь скопление людей, сам довел его до двери карантинного барака и подтолкнул вверх, к библиотеке.

— В добрый час! — пожелал ему Андроне от всего сердца.

В библиотеке Харитон неожиданно столкнулся с Голеску.

— Пришел за мной? — печально спросил полковник.

— Я пришел, чтобы остаться! — ответил Харитон предельно равнодушно.

Голеску, согнувшись от неожиданности, вытаращил на него глаза:

— И ты?

— И я, господин полковник. Надеюсь, вы знаете, что случилось под Курском. Как видите, каждый выбирает себе момент, когда присоединиться к антифашистскому движению… Имею честь!

Он обошел полковника, словно перед ним был не человек, а чурбан. Но никто не знал, как сильно испугался Харитон своей собственной смелости.

На другой день утром комиссар вместе с доктором Анкуце, Паладе и Иоакимом подошли к воротам. Часовой сообщил в караульное помещение о желании комиссара выйти из лагеря. Дежурный офицер, вероятно, задерживался по каким-то срочным делам, и никто не открывал дверь. Тогда они сели и стали ждать.

Бригады ушли на работу почти час назад. По инициативе Девяткина за последнее время было организовано еще несколько бригад — для работы в колхозе на картофельном поле, на машинно-тракторной станции, на стекольной фабрике, эвакуированной из Киева, и, наконец, для дорожных работ. Намеревались создать в Монастырке филиал офицерского лагеря, рядом с солдатским лагерем, и теперь туда проводили прямую дорогу.

Влайку оказался прав. Непосредственный контакт с реальной советской действительностью и людьми, с которыми приходилось встречаться пленным, во многом помог им понять основы социальной жизни советских людей. По обыкновению, тот или другой комиссар сопровождал по очереди все бригады, с тем чтобы на месте удовлетворить ненасытное желание пленных знать о жизни советских людей как можно подробнее. Но в лагере оставались антифашисты, которые по долгу службы все время находились внутри, а им тоже хотелось узнать кое-что о «тайнах» советской жизни. По предложению Молдовяну Девяткин разрешил им в относительно свободные дни бывать вне лагеря под руководством соответствующего комиссара.

Этим и объяснялось то, что Анкуце, Иоаким и Паладе вместе с Молдовяну теперь ждали, когда откроются двери. Послышался лязг засовов кем-то открываемых ворот. И тогда, когда должен был появиться дежурный офицер, из-за угла здания показался бегущий Сильвиу Андроне.

— Господин комиссар! — кричал он издалека. — Господин комиссар, подождите!

— Минуточку! — попросил Молдовяну дежурного офицера и повернулся: — Что случилось?

— Доброе утро!

— Вы что-то плохо выглядите.

На лице Андроне была видна явная, искренняя озабоченность, хотя глаза сузились, сделались еще настороженнее. Ему во что бы то ни стало хотелось выяснить, в какой мере изменилось отношение к нему комиссара.

— С ума посходили! — тяжело дыша, проговорил Андроне.

— Кто?

— Голеску и его окружение… Опять взялись за подстрекательство, распускают слухи.

— Какие слухи? — очень спокойно спросил Молдовяну.

— Что все это фантазия, обман… Что контрнаступление — чистейшая выдумка… Даже во сне, мол, нельзя организовать и развернуть его в объявленных масштабах, ведь всего только неделя…