Звезда Даугрема - [28]

— Встретимся утром на совете, гамгеон, — бросил Мурман на прощание. — Аристофан, что ты возишься? Рука болит? Ишь, неженка, твою мать! Ну, пошёл, пошёл!

Антан перевёл взгляд на стражников.

— Пошли вон!

Оставшись один, гамгеон Даугрема присел на корточки и принялся рассматривать потемневшие капли крови на грязной соломе.

* * *

Зезва зевнул, придвинул сумку поближе. Громко засопел брат Кондрат. Каспера, как обычно, не было слышно.

— Ну? — прошептал Ныряльщик.

— Что «ну»? — пробурчал брат Кондрат, делая глоток из початой бутыли и протягивая её Касперу. Тот покачал головой.

— Долго еще мерзнуть, отче?

Три мзумца прятались в вечнозеленом кустарнике, что длинной змеёй тянулся вокруг южной стены монастыря. Ночью пошел мокрый снег, правда, мороза не было, иначе они попросту не выдержали бы. Но погода и бутыль с чачем, прихваченная предусмотрительным иноком, помогали терпеть холод и сырость.

Каспер закрыл двумя пальцами ноздри и чихнул. Зезва сделал страшные глаза, хотя вряд ли юноша это видел: вокруг царила влажная, почти осязаемая темнота. Из Кеман доносился лай, а единственным источником света служил тусклый фонарь, лениво покачивающийся на стене прямо перед ними.

— Отче!

— Что ты пристал, сын мой?!

— Меч молчит.

Брат Кондрат угрюмо засопел и снова приложился к бутыли.

— Действительно, — подал голос Каспер, — я уже замерз. Думаю, вряд ли гызмаал явится. Возможно, решил сегодня не приходить.

Зезва издал тихий смешок и осторожно выглянул из засады. Все по-прежнему: раскачивается фонарь, моросит мерзко снег, гавкает в деревне пес-полуночник.

— Ну, хорошо, — сдался, наконец, брат Кондрат. — Пойдёмте. Завтра покараулим еще разочек.

— Точно, — согласился Зезва. — Послезавтра тоже. И запослезавтра, а как же иначе, курвова могила! Наймемся в ведьмаки, переловим нечисть в округе, прославимся на весь Мзум! А там, глядишь, слава, монах из Кива книжку про нас напишет!

— Молчи, богохульник!

— Почему же «богохульник», отче? В богов верую… — засмеялся было Зезва, но замер, потому что Каспер вцепился ему в руку, а отец Кондрат с неожиданной для своей комплекции прыткостью припал к земле. Каспер выставил заряженный арбалет, а Ныряльщик, присев на одно колено, принялся наблюдать, как темная фигура с накинутым капюшоном медленно бредет вдоль монастырской стены.

— Дейла Защитница, — прошептал брат Кондрат, — это еще кто?

— Гызмаал, наверное, — совершенно спокойно предположил Каспер.

— В плаще и капюшоне?

— Почему же нет?

— Оборотни разгуливают в плащах, сын мой, а?

— Ну…

Зезва молча придвинул ножны меча Вааджа и принялся осторожно извлекать клинок. Глубоко вздохнул и тут же вставил меч обратно. Молчание его спутников было очень красноречивым. Остатки голубоватого свечения еще несколько мгновений мерцали вокруг пояса Зезвы. Ножны мелко вибрировали. Не сговариваясь, все трое уставились на фигуру в капюшоне. Та все так же медленно брела вперед, уже почти не видная в ночной тьме.

— Что ж, — одними губами проговорил Зезва, ощупывая сумку. — Отче, ты оказался прав, вроде не зря задницы морозили…Каспер, самострел держи наготове.

— В оборотня из арбалета стрелять?

— Курвин корень, держи, говорю, наготове!

— Хорошо.

— С Ормазом, дети мои, за ним!

Дождавшись, когда незнакомец окончательно скроется в темноте, охотники за гызмаалом крадучись проследовали по его следам в грязно-белом настиле. Вскоре свет от фонаря остался далеко позади, и они медленно шли в почти кромешной тьме. Лишь смутно белеющая справа стена помогала не сбиться с пути.

— Тише, — Зезва остановился, поднял руку, хотя вряд ли этот жест кто-либо видел.

— Что там? — прошептал Каспер.

— Слышите? Дверь скрипнула.

— Там калитка должна быть, сын мой. Сразу за угловой башенкой.

Прижавшись к стене, они осторожно приблизились к тому месту, где стена резко поворачивала направо, а довольно яркий фонарь наверху медленно раскачивал по земле грязно-белое пятно света. Зезва кусал губы. Меч словно взбесился, исходящий от него жар усилился настолько, что к ножнам было больно прикасаться.

— Калитка открыта! — сообщил Каспер, быстро выглянув из-за угла. — Никого. Можно идти. Ух ты, Зезва, как светится…

Ныряльщик лишь мрачно кивнул в ответ. Меч дрожал, почти дергался. Брат Кондрат осенил себя знаком Дейлы. Подумал мгновенье и осенил им и друзей.

И тут дикий утробный вой разнесся вокруг, словно бешеная волна, сбивающая все на своем пути. Зезва воззвал к курвовой могиле. Каспер уперся спиной в стену, вскинул арбалет. Что касается отца Кондрата, то инок решительно взвесил в руке дубину и насупился.

— Гызмаал кричит, — сдавленно сказал Каспер, зачем-то проверяя запас болтов за поясом.

Зезва тоже хотел что-то сказать, но невидимое чудище снова взвыло, да так, что храбрые охотники на оборотней принялись в страхе переглядываться, словно спрашивая друг у друга, а не побежать ли лучше отсюда. Ну его, к Кудиану, кто бы там ни кричал… Пусть себе воет.

Если бы возле калитки вдруг не появилось еще две загадочные фигуры с факелами, то мзумцы, скорее всего, так бы и поступили. Даже самый отважный теряет мужество, когда в ночной темени воет страховидл. Но два человека, что по очереди зашли в калитку под башенкой, сподвигнули Зезву на действия. Вернее, не его, а отца Кондрата. Достойный инок положил дубину на плечо и громким шепотом заявил, что отправляется за «двумя нечестивцами в капюшонах». Монах не пояснил, почему ночные незнакомцы стали у него «нечестивцами». Он решительно направился к калитке. Каспер вопросительно взглянул на Зезву. Ныряльщик чуть не застонал — он уже собирался предлагать мужественный отход на исходные позиции. Не дождавшись ответа, Каспер глубоко вздохнул, устроил арбалет на руке и, пригнувшись, побежал за отцом Кондратом.