В большом пилотском кресле сидел еще один священник-аристократ. Он смотрел на работавший экран, показывавший лица двух мужчин в какой-то тускло освещенной комнате с каменными стенами, возможно, в подземелье. Тот мужчина, что стоял впереди, был Шенберг. За его спиной — еще один священник.
— Теперь, — сказал священник в кресле обращаясь к экрану, — ты говоришь, что крен в десять градусов при ручном управлении автоматически включает автопилота?
— Да, — сказало изображение Шенберга. — Если только отключена система искусственной гравитации. Тогда десять градусов — и будет автопилот.
— Шенберг! — крикнул Суоми. — Не помогай им пилотировать, Шенберг! Они служат берсеркеру. Ничего для них не делай, Шенберг!
Лицо Шенберга дрогнуло, но совсем чуть-чуть, глаза его проследили за переходом изображения Суоми на экране, стоявшем в комнате. Очевидно, один из переносных экранов-мониторов был доставлен в город. Солдаты, сопровождавшие Суоми, не попытались его поскорее выпроводить из рубки или заставить молчать.
— Берсеркер, Шенберг!
Глаза Шенберга закрылись. Лицо его казалось смертельно усталым. Слабый голос послышался в рубке корабля.
— Я знаю, что делаю, Суоми. Делай, что они тебе велят. Не осложняй наше общее положение.
Вместе со своим эскортом Суоми миновал рубку и быстрым шагом пошел вдоль коридора, ведущего к каютам пассажиров. Большинство стояло с распахнутыми дверьми, выставляя наружу выпотрошенное содержимое интерьеров. Каюта же Барбары была закрыта, к двери лениво прислонился солдат.
— А девушка там? — спросил Суоми. И снова никто ему не ответил. Суоми подумал, что сейчас это уже не имеет значения — там ли она, или нет.
Его охранники каким-то образом знали, где его каюта — или нашли там его имя на какой-то вещи, или им сказал, по какой-то причине, Шенберг. Когда его втолкнули в каюту, она, как обнаружил Суоми, была в состоянии идеального беспорядка в результате явно не единственного обыска. Но, кажется, обыскивавшие ничего не ломали. Тем лучше.
Они оставили его одного, закрыли дверь. Несомненно, один из солдат остался стоять снаружи, прислонившись к двери. Поскольку каюта создавалась не для использования ее в качестве тюремной камеры, замок можно было включить только изнутри. К сожалению, на крепость каюта тоже не потянула бы — пара вооруженных и сильных мужчин смогла бы дверь открыть за несколько минут. И все же Суоми включил замок.
Он остановился рядом с койкой, где в стену была вмонтирована панель интеркома. Наверное, он мог бы связаться с Барбарой. Но рука его замерла на полпути. Что он скажет ей? И кто-то из врагов может быть в ее комнате. Пытаться ободрить ее, предложить какую-то надежду — это еще хуже, потому что бесполезно. Он настроил интерком таким образом, чтобы он принимал, но не передавал, и оставил прибор в покое.
Следующее, что он сделал — это напился от души холодной воды из-под крана. Потом открыл аптечку, отобрал нужные препараты и проглотил дозу антибиотиков и болеутоляющего. Там же он нашел антисептический бальзамированный синтопластырь, чтобы затянуть разодранную ногу и другие, более мелкие порезы, которые, похоже, начали воспаляться. Потом, бросив тоскливый взгляд на удобную постель, он подошел к откидному рабочему столику, в нише за которым содержались его звуко- и видеозаписыающие принадлежности. Все это, как и остальные предметы в каюте, было осмотрено и валялось в беспорядке. Суоми принялся обходить углы, открывать ящички и шкафчики. Везде полнейший развал, но, кажется, ничто не сломано и не украдено. Он с облегчением вздохнул, но облегчение тут же испарилось — началась новая фаза тревоги.
Наступил час сесть и взяться за работу.
Тем временем в подземном тайнике Храма электронные сенсоры берсеркера уловили наверху знакомое песнопение пяти голосов. Оттуда же донеслись шаги ног; ритм и прочие матрицы движения безошибочно указывали — человеки добро-жизни начали свою церемонию жертвоприношения. Рутинный анализ звуков позволил берсеркеру выделить среди членов процессии не только песнопоющую привычную пятерку, но и присутствие двух других человеческих организмов — один мужской, второй женский. Эти живые единицы были ему незнакомы.
Берсеркер, как и всегда, сконцентрировал свои электронные сенсоры на мужской жизнеединице, которая сейчас босыми ногами неуклюже поднималась к ступеням лестницы, откуда предстояло процессии начать спуск в камеру берсеркера. Как и всегда, обнаружив присутствие незнакомого мужского организма, берсеркер старался сравнить его характеристики с другим набором подобных характеристик одной из мужских жизнеединиц, которые содержались в его банках памяти под кодом высочайшей важности.
Сенсоры берсеркера, покалеченные в битве 502,78 стандартных лет тому назад, таковыми и оставались, и теперь мало чем превосходили человеческое зрение и слух. Но процессия приближала незнакомую мужскую жизнеединицу все ближе и ближе, и вероятность положительного опознания персональной матрицы этого организма уменьшалась быстрее и быстрее. Теперь берсеркер был свободен обратить внимание на другие вещи.
В электронно-ядерном мозгу берсеркера отсутствовали нетерпение или удивление, но имелась определенная осознанность того, что некоторые события более вероятны, чем другие. Поэтому в некотором смысле берсеркер испытал аналог удивления, вычислив, что сегодня ему в жертву принесут два организма, а не один, как обычно. И это будут люди, а не животные, как часто случалось.
