Звезда балета - [77]

«Я не могу этого выдержать, – оцепенев подумала она, – колени у меня подгибаются. Мадам покинула меня. Я упаду в обморок, или свалюсь в яму для оркестра, или не выдержу и наделаю глупостей и все испорчу. Не думала, что мне предстоит такое; говорить сейчас с ними – выше моих сил. Я, кажется, не в состоянии сделать ни шагу, не смогу уйти за занавес… Что делать?»

Риппл растерянно смотрела во все стороны. Ей так хотелось бы увидеть свою мать! Она стиснула руки и почувствовала, что держит букет цветов. Машинально девушка подняла его и безотчетно подумала: «Все они пахнут цветочным магазином…»

Внезапно какая-то перемена произошла в ней, до нее донесся свежий запах. Дыхание настоящих сельских цветов… Жадно вдохнула она их аромат. Чудодейственный запах перенес ее домой, в детство, напомнил нежный голос матери, песнь реки, смех братьев на холме…

Риппл забыла шумный театр и свой страх перед бесчисленными лицами зрителей, она чувствовала только в руках этот букет цветов, простой и незатейливый. Наскоро собранный букет, из тех, что деревенские жители готовят для городских гостей. Полураспустившиеся старомодные алые розы; белые лесные гвоздики с вишневым ободком; цветы и обычный папоротник… О, как напомнило ей это родной дом! Мгновенно припомнила она сегодняшнее утро, которое, казалось, было бесконечно давно… – «Я послал вам букет. Забыл сказать, чтобы вложили мою визитную карточку, но вы узнаете, что он от меня, он такой оригинальный».

«Да, это его букет, букет Стива, конечно». – Глаза Риппл из-за цветов искали левую ложу у сцены. Лицо Джеральда Мередита то краснело, то бледнело от гордости, но не его взгляд поймала она, а пристальный взор Стива Хендли-Райсера. Его глаза были устремлены на нее; в лице Стива, спокойном, но напряженном, как в тот момент, когда он несся на своем Пегасе через толпу на Стренде, Риппл уловила дружеское сочувствие. Она ощутила это так ясно, как если бы услышала его быстрые слова, его тенорок: «Приободрись, дитя мое! Все идет отлично. Я здесь, Риппл».

Она улыбнулась ему и встретилась с его светлым бодрым взглядом. Молодая дебютантка громко произнесла, словно перед ней была не тысячная толпа:

– Благодарю вас, очень-очень благодарю вас. – Аплодисменты снова усилились. Риппл опять очнулась и поняла, где она, – в этой блестящей, нарядной, надушенной теплице с бесчисленными пятнами человеческих лиц. Как они ее напугали! Но теперь она нашла в себе силы протянуть руку, снова вполне сознательно подражая жесту Мадам, и продолжала: – Благодарю вас за то, что вы так добры ко мне. Я полностью обязана Мадам, что смогла вам понравиться. Постараюсь не разочаровать ее и вас. – Публика засмеялась в восторге от ее простоты, очарования и наивности, – это была совершенно новая игрушка для нее. Аплодисменты продолжались непрерывно. Что же, они никогда ее не отпустят? Она умоляюще обратилась к зрителям: – Могу ли я вас кое о чем попросить? После этого мне еще предстоит танцевать «Дух огня». Прошу вас, пожалуйста, нельзя ли мне уйти домой?

Этот дрожащий девичий голос, голос школьницы, произвел должное впечатление. Да, театр, наконец, понял, что перед ним, конечно, новая звезда, неожиданно открывшийся талант, но в то же время и утомленная девушка, не достигшая еще двадцати лет. Публика сочувственно зашепталась. – Благодарю вас, – послышался молодой усталый голос! – Спокойной ночи!

Сильные руки ее приятеля Джима в красной куртке подхватили Риппл как раз вовремя, когда она поскользнулась, уходя за занавес.

ГЛАВА VIII ПОСЛЕ СПЕКТАКЛЯ

I

За этим последовал утомительный час в уборной Мадам. Сама Мадам уехала домой. Анджела помогла Риппл преобразиться из фантастической русалки в современную девушку, одетую в шерстяное платье. Едва француженка успела накинуть на нее это платье, скользнувшее по стриженым волосам балерины, как с лестницы в комнату ворвалась толпа посетителей; некоторых из них Риппл знала, других никогда прежде не видела.

Уборная наполнилась восторженными восклицаниями, поздравлениями, гулом голосов, стало шумно и душно. Риппл стояла растерянная, в одной туфле, чувствуя, что другая ускользает у нее из рук; поздравители едва не задушили ее. Ей пришлось сразу пожимать руки трем людям, отвечая в то же время через плечо на приветствие четвертого. Какие-то неизвестные целовали ее в обе щеки, что-то восторженно говоря на непонятном языке. Среди них были друзья Мадам, помощника режиссера и самого балетмейстера.

Так она и не узнала, кто были все эти посетители. Мелькнуло среди них одно знакомое лицо – месье Н. Были актрисы, журналисты, снова журналисты, фотографы… Все хотели перекинуться хотя бы несколькими словами с Риппл; для всех она внезапно приобрела огромное значение. Затем сквозь эту толпу в нарядной одежде и вечерних туалетах пробралась группа девушек, скромно одетых, в обычных пальто и шляпах. Это пришли, в свою очередь, поздравить Риппл ее подруги по кордебалету (недавние русалки и греческие нимфы).

Они завидовали ей, но были довольны. Эта девочка, в один вечер превратившаяся в новую приму-балерину, не принадлежала к тому сонму артисток, которые сразу же вызывают наихудшие чувства в своих менее счастливых подругах. Они восклицали: «Ты была изумительна, Риппл», «Как это приятно, дорогая», «Всего тебе лучшего». – Со временем они, возможно, отнеслись бы к этому иначе. В их похвалах звучали бы зависть и осуждение, сквозили двусмысленные намеки, были бы даже злые сплетни, которые, как след улитки, тянутся за именами прославленных женщин (имена меняются, сплетни остаются те же). Позднее они не пощадили бы незапятнанного имени чистой девушки, Риппл. Но пока этого еще не было. В тот вечер вся труппа гордилась ее беспримерным успехом, увлеченная поразительной удачей.