Звезда Альтаир - [80]
Персона, много наслышанная об археологических находках в Самарканде профессора Вяткина, желая лично ознакомиться с великолепными руинами средневекового города, озабочена тем, чтобы вышеуказанный господин Вяткин никуда бы в отпуск или отъезд отпущен не был и мог лично сопровождать высокую персону по памятникам Самарканда.
Сам генерал-губернатор сопровождать персону не мог. Он был занят подготовкой военных маневров войск Туркестанского военного округа, на которую особа эта, собственно, и приезжала.
«…А посему от вас требуется:» — и дальше перечислялось все, что требуется от генерала Одишелидзе. Хоть бы намекнули, что за персона, Сам царь?..
В губернаторском доме начался переполох по поводу приема царской особы. Василий Лаврентьевич также был поставлен в известность относительно высокого гостя, но ему тоже не дали никаких разъяснений. Кто?!
Специальный поезд для экскурсии. Специальный салон-вагон из С.-Петербурга, специальная прислуга — замкнутая, молчаливая, исполнительная. Множество розовых, хохочущих или замирающих от восторга кадетов. И невысокий плотный господин, похожий на неудавшийся портрет государя-императора…
На днях около Ишрат-хоны Вяткин встретил Елену Александровну. В ней было все то же очарование силы и красоты, но, словно что-то сломалось у нее внутри, стала она тише и грустнее.
— Аленушка! — окликнул ее Василий Лаврентьевич. — Постой-ка! — Он взял за повод ее лошадь и хотел помочь ей сойти. Но Елена Александровна откинула вуаль, с седла не слезла и только тепло посмотрела на Вяткина.
— Что так грустна? И не видно совсем?
— Я теперь больше все дома, дел у меня прибавилось. Дочь на каникулы приехала из Петербурга.
— Ну, как она? Поди, совсем барышней стала?
Елена Александровна неопределенно пожала плечами.
— Что же она, опять возвратится в Петербург? В пансион? — спросил Вяткин.
— Не знаю, как будет у меня со средствами. Я ведь завод свой отдала компании.
— Я слышал. Этот старик Филатов всех некрупных хозяев заглотал. Мне дело представляется так: он взял ваши заводы — кишмишные там и прочие, заводы работают, а он вам за них, из этих же прибылей, выплачивает стоимость ваших же заводов. Делец!
— Ну, не совсем так. Потому что каждый из нас все-таки остается заводовладельцем и участвует в прибылях. Но вообще-то, конечно, я уже не хозяйка. Остался мне сад. Хороший сад.
— А сад Филатов еще не торгует?
— Торгует, да что вы ополчились на Филатова? Мало ли коммерсантов без него? Сейчас все крупные хозяйства стараются подмять мелкие. На том и свет стоит. Филатов хоть лучше других. Вон Потеляховы, или Пинхасовы — те и вовсе… Отто Вогау тоже…
— А что, Димитрий Львович Филатов, верно, совсем стар стал? Я давно его не видел. Хоть и на одной улице живем.
— Стар.
— Ведь он еще в 1865 году имел фирму в Туркестане?
— Да.
— Миллионер. На туркестанских фруктах взошел.
— Да. Ну, я поеду, Василий Лаврентьевич.
— Всего вам доброго, поезжайте. Целуйте за меня дочку.
— А я слышала, наградили вас. Порадовалась.
— Спасибо, Аленушка! Ну, с богом!
И Елена медленно тронула лошадь.
«Что же это со мною? Старость, что ли? Ведь Елена все та же красавица, сам я все тот же влюбчивый прохвост. А вот что-то изменилось. Что? Время прошло. Как это французы говорят, «иные времена — иные песни». Но лучше, кажется, сказал Жуковский:
Вот у меня наступила пора увядания сердца…»
Вяткин прошел в глубь мавзолея Ишрат-хона и первое, что он увидел, — вновь вынутые куски изразцовой панели: «автограф» муллы Маруфа.
«Вот на кого не влияет время, — подумал с горечью Вяткин, — он всегда юн и по-молодому энергичен. Воровство в мире — вечно и ворам покровительствует Меркурий».
Он смотрел обвалившийся кусок арки. Время. Время… Красоте Меркурий покровительства не оказывает. Боги к ней не так-то щедры.
Оглядев свое хозяйство, Вяткин вернулся в музей. Сел за составление сметы ремонтных работ на памятниках старины:
1) Серьезный ремонт свода склепа Гур-Эмир.
2) Северо-восточный минарет медресе Улугбека.
3) Левая гульдаста мечети Тилля-Кари.
4) Футляр над квадрантом обсерватории Мирзы Улугбека.
В каменной траншее стоит дождевая вода: грунт каменный, не впитывает. Немного денег обещал раздобыть в С.-Петербурге Бартольд. Но сумеет ли? Скупится государство Российское на подобные расходы. Минарет в медресе Улугбека и рад бы стоять, да опять же время, время клонит его в сторону. Забрать бы те деньги, что на монумент Улугбека эмир Бухарский дал! Все-таки не шутка — пять тысяч. Растет хозяйство. В этом году решил Василий Лаврентьевич взять на учет и охрану Дагбидские памятники, мавзолеи шейхов Махдуми Агзам. И Ургутские мавзолеи, несколько отличных мавзолеев по Бухарской дороге. Наконец, нужны деньги на раскопки! До сих пор лежит чуть затронутым холм, в котором спрятаны Тимуровы фрески. Все денег нет, чтобы раскопать его. Надо бы и с Афрасиабом опять повозиться, не движется дело с северо-западным углом городища. А ведь там-то, поди, и заключены самые крупные постройки шахристана. Необходимо также во что бы то ни стало завершить раскопки в обсерватории Улугбека. Ведь раскопана лишь миллионная часть холма. Надо убрать все с его верхней площадки, расчистить пол. Тщательно осмотреть стену и все пространство внутри стены. «Эх, был бы я капиталистом, как Пинхасовы или Потеляховы!..»
Кто она — секс-символ или невинное дитя? Глупая блондинка или трагическая одиночка? Талантливая актриса или ловкая интриганка? Короткая жизнь Мэрилин — сплошная череда вопросов. В чем причина ее психической нестабильности?
На основе документальных источников раскрывается малоизученная страница всенародной борьбы в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны — деятельность партизанских оружейников. Рассчитана на массового читателя.
Среди деятелей советской культуры, науки и техники выделяется образ Г. М. Кржижановского — старейшего большевика, ближайшего друга Владимира Ильича Ленина, участника «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», автора «Варшавянки», председателя ГОЭЛРО, первого председателя Госплана, крупнейшего деятеля электрификации нашей страны, выдающегося ученогонэнергетика и одного из самых выдающихся организаторов (советской науки. Его жизни и творчеству посвящена книга Ю. Н. Флаксермана, который работал под непосредственным руководством Г.
Дневник, который Сергей Прокофьев вел на протяжении двадцати шести лет, составляют два тома текста (свыше 1500 страниц!), охватывающих русский (1907-1918) и зарубежный (1918-1933) периоды жизни композитора. Третий том - "фотоальбом" из архивов семьи, включающий редкие и ранее не публиковавшиеся снимки. Дневник написан по-прокофьевски искрометно, живо, иронично и читается как увлекательный роман. Прокофьев-литератор, как и Прокофьев-композитор, порой парадоксален и беспощаден в оценках, однако всегда интересен и непредсказуем.
Билл Каннингем — легенда стрит-фотографии и один из символов Нью-Йорка. В этой автобиографической книге он рассказывает о своих первых шагах в городе свободы и гламура, о Золотом веке высокой моды и о пути к высотам модного олимпа.
Книга посвящена неутомимому исследователю природы Е. Н. Павловскому — президенту Географического общества СССР. Он совершил многочисленные экспедиции для изучения географического распространения так называемых природно-очаговых болезней человека, что является одним из важнейших разделов медицинской географии.