ЗвеРра - [5]

Его сильно мутило после падения. Было стойкое ощущение, что в теле не осталось ни единой целой косточки. Но крики болельщиков раздавались так громко, что он поневоле заинтересовался.

— Посвящение молодых, — пояснил старший.

Голос звучал нерадостно. Помолчав, зубр, нехотя, добавил:

— Раньше бились бы как положено, в полном обличье. Теперь нельзя. Трудно вернуться обратно. Тот, кто вынес тебя к Зубровому Замку, уже не вернётся. Придётся забить.

— Чего? — не понял Марк.

От последних слов старшего зубра даже тошнота прошла, точнее, испуганно затаилась.

— Забить. Насмерть. Иначе Бешенство ЗвеРры овладеет им, и он начнёт убивать направо и налево.

— Но ты же тоже был зубром?

— Я старше. И был недолго. Долго сейчас нельзя. А ему пришлось. Иначе звеРрюга пробился бы к тебе. Так было надо. Пошли.

Старший развернулся и начал подниматься по широкой лестнице. Марк — за ним. Раненая нога упорно спотыкалась и идти не хотела. Снова замутило. Марк тупо ковылял по ступенькам, опираясь на младшего зубра, а за спиной взрывалась криками радости толпа, приветствуя очередной удар.

В Зубровом Замке было тепло. По сравнению с уличной стылостью. Но холоднее, чем в доме звеРриков. Сплошной камень.

Марк с тоской вспомнил кровать, наполненную сеном, шкворчащую сковороду на дощечке-подставочке. Мрачно подумал: тут будет всё наоборот, в качестве еды дадут сена, а вместо кровати жёсткий дощатый лежак. Если дадут, конечно. А не забьют с порога, как того бедолагу. Сурово тут у них, в ЗвеРре этой…

Грустные прогнозы не оправдались, его привели в помещение с громадным чаном, наполненным горячей водой. Полы устилали плетёные из болотных трав коврики, печка-каменка, щедро спрыснутая берёзовой водой, давала влажное тепло.

Усадив Марка на низенькую скамью, младший конвоир стянул с него кроссовки и носки, снял рубашку, футболку, и принялся поливать из ковшика задубевшую от крови штанину джинсов. Кровь давно засохла, намертво приклеив джинсы к ранам, оставленным кабаньими клыками. Марк так намерзся, что чуть тёплая вода казалась обжигающе горячей. Когда ткань намокла, зубр, осторожно дергая, отделил её от ноги, стянул порванные джинсы. И, как младенца в тазик, посадил Марка, впавшего в блаженное, вызванное теплом полузабытье, в глубокий чан. Тёплая вода мягко обволокла со всех сторон, и Марк почувствовал, что уплывает далеко-далеко…

Появился старший зубр с бокалом какого-то пойла. Подал Марку. В бокале оказался горячий травяной напиток, пахнувший распаренным банным веником.

— Выпей, — прозвучало как приказ. — Тебе нельзя раскисать. Поспишь потом. Ждут.

Марк послушно выпил, чувствуя, как согревается и снаружи, и изнутри. Тошнота прошла. Сонливость тоже.

"Хорошая трава…" — ехидно подумал Марк.

Гордо отвергнув помощь младшего зубра, он самостоятельно выбрался из чана, при свете масляной лампы осмотрел ногу. Клыки проехали по касательной, раны были неглубокими. Болели, конечно, противно, но если принять во внимание, что бешеный кабан запросто мог перекусить кость, Марк счёл, что отделался легко. Особенно для территории, где такой собачий холод называют "летом" и радуются, мол ещё не зима.

Вытершись поданной простынёй, он поискал взглядом, во что бы одеться. Ходить на манер римского патриция не хотелось, а джинсы и всё остальное исчезло. Только кроссовки остались.

— Одежду постирают и зашьют, ты скоро получишь её обратно, — пообещал старший. — Пока одень это.

"Это" весьма напоминало солдатское исподнее образца первой мировой войны, с завязками, в которых ещё надо было разобраться. Плюс мешковатые штаны и грубая вязаная туника. Возможно, для обычного человека-зубра штаны были что ни на есть щегольскими, в обтяжечку, но на Марке они болтались самым грустным образом. Туника тоже была велика, пришлось закатать рукава. Положение немного исправил широкий кожаный пояс, которым Марк туго перетянулся, и длинный щегольский плащ.

— А почему такая разница между верхней одеждой и нижней? — поинтересовался Марк. — Плащ роскошный, а бельё сиротское какое-то…

— Это ЗвеРра, — в который раз объяснили Марку. — Одежду мы, зубры, способны создавать. Но верхнюю — только меховую. Потому что у нас ночью холодно. Плащи приходится шить. Они дневные, для красоты. А нижняя одежда, которую тебе дали, делается для больных зубров. Которые не могут себя обиходить. Поэтому она и невзрачная. Одежда — не наш конёк, есть горожане, у которых это получается куда красивее.

Но Марка, признаться, волновали отнюдь не красоты нового наряда: беда была в том, что он изрядно сковывал движения. Оставалось надеяться, что удастся продержаться до возвращения родных джинсов — и сбегать в неизвестность, путаясь в полах чужого плаща и поддерживая на ходу сваливающиеся с задницы штаны, не придётся.

Младший конвоир разжился большим круглым зеркалом и щёткой для волос. Услужливо поднес зеркало к лицу Марка.

"Хорошо, лохматый человек Марк…" — вспомнился звеРрик Птека.

Марк пригладил щёткой волосы, мельком глянул на своё хмурое, небритое отражение. Ничего звеРрского и даже звеРриковского в нём не было. Обычный человек. Теперь даже не лохматый.