Звериное царство - [7]
«Такова наша вера. Такова вера Церкви, которую мы с гордостью провозглашаем в Господе нашем Иисусе Христе».
С начала времен женщины ходят за скотиной, а мужчины возделывают землю и, когда подойдет срок, забивают животных. На рассвете, едва развиднеется, она выходит во двор. На одной руке несет корзину-колыбель с Элеонорой, в другой держит ведро с черствым хлебом и зерном. Ребенок досыпает в атмосфере смешанных ароматов птичьего помета и сенной трухи. Куры машут крыльями, поднимая жаркий ветерок, мать собирает теплые пахучие яйца и пристраивает рядом с дочерью, переходит в загон для свиней, подтягивает вверх подол юбки и придерживает пальцами ног сабо, утопающие в рыхлой земле. Свиноматка лежит на соломе, на боку, и тихо-мирно кормит выводок поросят. Едва появившись на свет, каждый отвоевал место у соска. Малыши пищат от удовольствия, пьют молоко, не открывая глаз, их ненасытные рыльца вымазаны белой пеной. Женщина долго их разглядывает, потом вспоминает старую сказку, которую и теперь еще рассказывают у камелька, берет одного поросенка, тот вырывается, визжит, но она кладет страдальца в корзину под одеялко, нагретое Элеонорой, и животинка в конце концов затихает. Мать укладывает дочь на сено, поближе к свинье, берет двумя пальцами сосок, вкладывает его в ротик девочки, и та начинает жадно сосать, цепляясь за «кормилицу» крошечными ручками, а поросята согревают маленькое красное гладкое тельце. Женщина быстро и ловко сворачивает шею поросенку-«отщепенцу», возвращается во двор и, подойдя к куче навоза, выкапывает ногой ямку и зарывает маленькое тельце.
Семейство держит двух свиней – больше им не прокормить. Одну оставляют себе, другая предназначена на продажу. Каждый год, в первый день мясного базара, они заталкивают в деревянную клетку животное, которое несколько дней очень плотно кормили, и водружают на телегу. Хозяйка сидит рядом и угощает свинью вареной картошкой через щели в досках, чтобы та не нервничала, как можно реже гадила и не теряла в весе. «Удачная» свинья потянет на двести килограммов, а иногда даже больше, выручить за нее можно тысячу, а то и полторы тысячи франков. На эти деньги через багроволицего типа покупают двух молодых подсвинков. Посредник одет в элегантное пальто, красный фетровый берет, бархатные брюки и кожаные сапоги. Он покупает свиней в разных местах (часто в Арьеже) и перепродает с изрядной выгодой для себя. Плохой год, когда выдается небогатый урожай зерна и клубневых, фермеры откармливают одну свинью и платят посреднику окороками. Потом из привезенных на продажу поросят, натертых уксусом и красной охрой для придания товарно-праздничного вида, выбирают на откорм следующего питомца. Так свинья уподобляется птице феникс, возрождающейся из пепла, хлев пустует не дольше двух-трех дней. В тучные годы свиноматка поросится, и молочных малышей сразу продают, чтобы не тратиться на корм. Такой порядок выгоден и крестьянам, и посреднику.
Наступает день благословения после родов[4]. Мать встает на рассвете и производит торжественное омовение при свете свечи. Расчесывает волосы щеткой, забирает их в пучок на затылке, наливает на ладони несколько капель масла и тщательно приглаживает виски, потом покрывается белым хлопковым платком и завязывает его узлом под подбородком. Надевает рубаху и шерстяное платье, смотрит в зеркало на утянутое платком лицо. С возрастом ее губы стали похожи на тонкий шрам, щеки провалились, скулы выдались вперед, как крылья, кожа огрубела и покрылась полупрозрачным пушком. Кажется, что она носит посмертную маску своей бедной матери, чьи кости покоятся на кладбище в соседней деревне – вперемежку с чужими останками, сгнившими досками и бархатными покровами. Она отводит взгляд от своего отражения, достает из ларя толстый ломоть хлеба, заворачивает его в чистую тряпицу, берет запеленутого ребенка и пристраивает в корзине рядом с хлебом. Когда мать идет по Пюи-Лароку, Венера еще мерцает на небе, но полоска дневного света уже раздвигает границы мира. Нутрии суетятся в зарослях тростника и остролистой осоки. Подол юбки женщины промок от росы. Чем дальше она уходит от фермы, тем легче у нее становится на сердце. Элеонора проснулась, но голоса не подает. Она смотрит снизу мутными глазками на длинное расплывчатое лицо матери и густую листву деревьев на темных ветках. Голод дает о себе знать, малышка хнычет, и женщина направляется к распятию, стоящему на цоколе, заросшем серебристыми лишайниками. Она ставит корзинку у подножия креста, расстегивает рубашку и дает дочери худую грудь, из которой та ухитряется добыть себе пропитание. Женщина сидит, окруженная влажным прохладным рассветом, дышит запахами мхов и платанов. Силуэты косуль плывут в тумане, покоящемся на полях. Она одна в целом мире. Мимо трусит отощавшая собака, держа в зубах что-то черное и бесформенное, наверное, дохлую ворону. От пса несет падалью. Позже, когда солнце начинает лениво подниматься между двумя ложбинами теплой земли, на дороге появляется двуколка, которой правит похожий на обезьянку мальчик, под носом у него застыли зеленые сопли, нижняя челюсть сильно выдается вперед. Она его знает, это сын Бернаров. Он сильно хлещет ореховым прутом своего мула, тот машет головой, пыхтит, вращает от натуги глазами и упорно тащит вперед по каменистой дороге груз – то ли свеклу, то ли картошку.
Если у каждого члена семьи тысяча причин ненавидеть друг друга, и кажется, ни одной — любить, обычный ужин превращается в античную трагедию. И мы уже видим не мать с тремя взрослыми детьми, сидящими за столом, — картинка меняется: перед нами предстают болезненные воспоминания, глубокие обиды, сдавленная ярость, сожаления, уродливые душевные шрамы, нежелание прощать. Груз прошлого настолько тяжек, что способен раздавить будущее. Перед нами портрет семьи, изуродованный скоропортящейся любовью и всемогуществом смерти.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.
Один из ключевых признаков современной постмодернистской литературы – фантасмагоричность. Желая выявить сущность предмета или явления, автор представляет их читателю в утрированной, невероятной, доведенной до абсурда форме. Из привычных реалий складываются новые фантастические миры, погружающие созерцающего все глубже в задумку создателя произведения. В современной русской литературе можно найти множество таких примеров. Один из них – книга Анатолия Субботина «Мадонна и свиньи». В сборник вошли рассказы разных лет, в том числе «Старики», «Последнее путешествие Синдбада», «Новогодний подарок», «Ангел» и другие. В этих коротких, но емких историях автор переплетает сон и реальность, нагромождает невероятное и абсурдное на знакомые всем события, эмоции и чувства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.
