Звенья и зёрна - [6]

      атеизм.

* * *

Годы годам равны?

Господи, глупость какая!

Горы вот,

       вот валуны,

прочие — галька морская.

* * *

Злу нужна стремительность. Быстрее

обокрасть, разрушить, погубить…

Миг жесток. А длительность добрее:

это время строить и любить.

* * *

Кому доро́га мудрости дана

и жизнь длинна — с годами понимает:

смерть издали огромна, но она

по мере приближенья —

      исчезает.

* * *

— Гиены, исчадье геенны,

мы худшее в мире зверье!

— Мы — люди, мы песня Вселенной,

мы очи, мы ключик ее!

* * *

Посюсторонним, посюсторонним

мы, окруженные, как на войне,

мертвых на скорую руку хороним,

горько слезу в самолете оброним,

мчимся, не помним, что видим во сне…

* * *

Интравертная длится коррида

в расщепленном мозгу индивида,

в результате — то густо, то пусто,

левый разум и правые чувства…

* * *

Не бессмертье, чей призрак

      маячит в бессонной тоске:

бесконечная партия —

      два короля на доске.

Где ж судья-судия,

      где волшебник, не знающий правил,

кто б фигуры вернул,

      а не то чтобы время прибавил…

* * *

Очевидец ничего не видит,

времени не чует современник,

ясность наступает после жизни,

вечно длится мертвое мгновенье…

* * *

Потомки радуются ломке,

а повзрослеют — заболеют

тоской-любовью к древним стенам

и глухотою к переменам.

* * *

Что ответишь ты мне,

если я ничего не скажу?

* * *

Я видел, как церковь плодила безбожников,

а безбожники — к Богу толкали…

Парижские голоса

1

Многое сбывается

      через много лет,

лишь бы в сердце теплился

      терпеливый свет.

Памяти прибавилось

      у платанов старых,

и сменились девочки

      на Больших бульварах,

спит Эдит на кладбище,

      а поет — Мирей,

и Париж — он светится,

      он не стал старей…

2. Шансонье

Под международной

      водородной бомбой

йогу постигает гуманист,

про разоруженье

      с пафосом и помпой

говорит с трибуны террорист.

Торжество абсурда,

      электронный разум,

самолет охотится на львов,

сигареты с фильтром,

      бог с противогазом,

быстрорастворимая любовь.

Трудные подростки,

      легкие девицы,

острый и хронический психоз,

к солнцу, обезумев,

      улетают птицы

от экологических угроз.

Только пострашнее

      СПИДа или ада,

что перед развязкою дорог,

стал на четвереньки

      посредине стада

Господом отмеченный пророк.

3. Сентиментальная ода

Памяти Э. Хемингуэя

Я выпью вина и заплачу,

Скажу, что я видел Париж,

Скажу, улыбнусь виновато,

Ты это поймешь и простишь.

Немыслимый город с Монмартра,

Художницы юной лоток,

Сиянье осеннего света,

Веков золотой холодок.

Живительный воздух Парижа,

Где музыка прежде всего,

Где шорох бумажного сора

И тот по ночам — волшебство,

Где шляться бродягой завидно,

Где быть одиноким светло,

Где что-то все горести жизни

С дыханьем искусства свело.

На воле — пускай несвободный,

На празднике — немолодой,

Я словно проснулся и вспомнил

Забытое в жизни другой.

Я понял: в Париж я вернулся

Неузнанный, как Одиссей,

Стою, узнаю, собираю

Огни Елисейских полей.

И больше просить я не смею.

Прощай, я мгновенье постиг:

Жизнь делится скупо на годы,

А множится щедро — на миг.

Я вижу Париж, и глазами

Счастливыми, полными слез

Гляжу на пустые ладони,

В которых Париж я унес.

4. Прощание Сент-Экзюпери

Покуда есть Париж,

      еще я жив и молод,

Пусть не вернусь к нему

      из дальней стороны,

Мне только надо знать,

      что существует город,

Бессонный свет, и бред,

      и странный звук струны.

Осенний терпкий вкус

      трагической свободы,

Всеведенье и смех,

      любовь и слепота…

Его бессонный свет

      проплыл под самолетом,

Бездонная вокруг

      открылась чернота.

Покуда есть Париж,

      еще я жив и молод,

Где б ни был —

      встрепенусь

      и потянусь к нему,

Но и во сне боюсь,

      что подступает холод,

Что брошен он один

      во тьму, во тьму, во тьму…

«Под рок-музыку аварийности…»

* * *

Под рок-музыку аварийности

век идет к своему завершению:

перевыполнен план трагедийности,

переполнена чаша терпения,

а там-там

и днесь:

— Атом там

и здесь!

Мировой бедлам

сочинен

адом:

был сперва Адам,

чтоб в конце —

атом?

Где Орфей? Где его искусство,

чтоб на лире серебряной месяца

подтвердить, что такое безумство

и в безумных мозгах не уместится!

Африканская мозаика

1

…Голый негр

      на пальму взбирается быстро,

на закорках

      грохочет битлами транзистор,

и московский мой быт,

      он не так одинаков,

если Африка в нем

      восклицательным знаком,

ах, лагуну добавь,

      деревушку на сваях,

за моторкой угнавшихся вплавь

      чертенят-попрошаек,

это было — когда? —

      над Москвою морозной

черный блик —

      африканский мираж светоносный.

2

…Разгоняется лайнер,

      и в небо, и вскоре

под крылом, как открытка,

      Средиземное море,

а под вечер

      над джунглями пар, словно вата,

в океан

      кипятильником брошен экватор.

Что за ночь! В Дуала —

      это порт в Камеруне —

приземляется «Боинг» парной —

      в июне —

воздух душно пахнет

      французским мылом,

дождь дымится, как душ —

      не вчера ль это было? —

только время — не то,

      что считает Европа,

а вращенье вселенского

      калейдоскопа,

его вертят клешнями

      гигантские крабы:

костяные,

      сухие, как смерть, баобабы.

3

…По пустынной саванне

      спешит голубая машина —

это в Африке было,

      посредине Бенина —

вдруг, как радужный смерч,

      толпясь и блистая,