Зумана - [9]

В детстве Элея любила этот день, однако после смерти матери он потерял для нее свою ценность.

Так почему же в этом году она ждала его столь сильно?

На Белых Островах никогда не было принято получать подарки по случаю годовщины рождения, поскольку появление на свет — еще не повод чем-то гордиться. Обычно в этот день чествовали родителей, да и то лишь в том случае, если из их чада вырос хороший человек. Однако принцесса — это все-таки дочь короля… Элею всегда одаривали щедро, ибо предполагалось, что подобное земное воплощение дано лишь избранным. Большую часть подарков Элея по наущению родителей и наставников раздавала тем, кто в них нуждался более, чем обеспеченная всем наследница. И в первую очередь надлежало отдавать именно то, что понравилось больше всего. Так в ней воспитывали непривязанность к вещам, щедрость и умение жертвовать собой ради других. Но никогда не принуждали, нет… И не упрекали в случае, если принцесса не могла расстаться с каким-нибудь особенно полюбившимся подарком. Всякий раз это было ее личное, осознанное и порой выстраданное решение.

Словом, ценность праздника заключалась вовсе не в подарках. Что подарки — лишь красивые вещи… Зато, согласно народному поверью, желание, загаданное именно в годовщину рождения, могло на самом деле воплотиться в реальность. Королева Таэна рассказала об этом дочери, когда та была еще совсем маленькой. «Твое желание, — говорила мать, — это и есть самый ценный подарок, не измеримый ни золотом, ни серебром. И если ты мечтаешь о чем-то очень сильно, сохрани свою мечту до годовщины рождения, чтобы в этот день послать ее богам прямо в уши».

Глядя в холодное осеннее небо, Элея помянула мать в своей утренней молитве и, возвращаясь из прошлого в настоящее, подумала, что на сей раз ее желание не будет сюрпризом для богов, ибо она твердила его каждый день.

Традиция требовала от принцессы активного участия в собственном чествовании по случаю праздника, но мысль об этом повергала Элею в ужас. Меньше всего ей хотелось слушать хвалебные речи и с утра до вечера держать лицо растянутым в улыбке.

«Скажусь больной, — думала она, провожая глазами очередной каскад листьев, сорванных ветром. — Оно, конечно, недостойно наследницы… и подарит членам Совета очередной повод усомниться в моих правах на трон. Ну, да и пускай. Не желаю я этих празднеств, — Элея прислонилась щекой к оконной решетке, стекло приятно холодило кожу, прогоняя остатки сна. — Подумать только, через несколько дней мне исполнится двадцать…Так много…»

В двадцать лет королева Таэна уже учила свою маленькую дочь, как вести себя за столом и что говорить при встрече с высокородными гостями.

— Здравствуй, Ваэлья, — король раскурил трубку и указал на кресло подле себя. Гостью он пригласил в свой кабинет, и это означало серьезный разговор. — Присаживайся. Чаю изволишь?

При взгляде на ведунью так и казалось, что она идет по узкому мосту над пропастью. Наставница была бледна и серьезна до такой степени, точно от этой встречи зависела вся дальнейшая судьба Белых Островов. Элея, стоявшая чуть в сторонке, только моргала от удивления — раньше Ваэлья не испытывала ни малейшего волнения при общении с королем.

На сей же раз она церемонно поклонилась и, молча отказавшись от угощения, села, куда было велено. Прямая, как гувернантка за шитьем, в лице — ни намека на обычную улыбку.

Давиан некоторое время рассматривал гостью пристально, потом хмыкнул в усы и изрек:

— Что-то наводит меня на мысль, госпожа ведунья, ты прекрасно знаешь, о чем пойдет наш разговор, — Ваэлья не отвела глаз, лишь вздохнула и чуть опустила ресницы, подтверждая правоту короля. — Ну и что же ты имеешь сказать нам? — отец приподнял бровь, выжидательно уставясь на собеседницу.

Он делал вид, будто совершенно спокоен, но Элея знала наверняка — любопытство и волнение распирают короля. Ваэлья же словно была напугана… Воздух между этими двумя напряженно сгустился. Сама принцесса точно и не присутствовала в кабинете отца — так… маячила где-то бледной тенью.

— Мне был сон… — первые слова со стороны ее наставницы, до того не проронившей даже приветствия, прозвучали неожиданно спокойно и как-то… обреченно. — Давно. Еще когда Элея носила девичьи платья. Я видела ее королевой и рядом с ней двух мужчин. Один был коронован и сидел на белом жеребце, второй — сиял как небесный посланник, но одежду его покрывали не Жемчужины Мудрости, а золотые бубенцы. Полагаю, нет нужды говорить, кем каждый оказался в реальности… То был лишь первый сон из череды многих. Сияющий мужчина являлся мне неоднократно. И я была убеждена, что однажды встречу его наяву. Так оно и вышло. Последний сон о нем я увидела незадолго до известия о беде, постигшей Патрика. Во сне рядом с ним вновь была Элея, а сам он стоял на распутье с завязанными глазами и оковами на руках и ногах. Этот сон имел два конца. В первом ваша дочь набросила на голову человека с бубенцами белый саван и ушла по одной из двух дорог навстречу солнцу. Во втором она разомкнула оковы и сняла повязку с его глаз. И тогда для них остался только второй путь — в самое сердце грозовой бури…