Зубы настежь - [45]

Затем дробный затихающий перестук копыт, в солнечных лучах красиво блестели золотые волосы, ветер завивал волнами почти так же красиво, как конские хвост и гриву, затем дробный стук копыт затих, а всадница исчезла за далекими деревьями.

Я вздрогнул на хриплого голоса над ухом:

– А все-таки красивая...

– А, черт! Не подкрадывайся так тихо.

– Это я тихо? У вас, у людей, женщины тоже красивые... издали, да?

– Верно, – вздохнул я. – И когда молчат и улыбаются издали. А когда раскроет рот... ну, сразу видно, что за фея. Ты уверен, что волк уже не вернется?

Ворон переступил с ноги на ногу, вздохнул горестно, но в глаза почему-то старался не смотреть:

– Ну, я взял на себя некую вольность... Хоть и не люблю этого хыщника, грубый он какой-то, да и вообще... Серость не люблю, а он так и вовсе черность!

Я потребовал:

– Какую ты взял вольность?

– Посоветовал ему не спешить, – вздохнул ворон. – Эх, погубит меня когда-нибудь моя доброта! Это ж и золотишком с ним придется поделиться хоть жменькой.

Сзади послышалось частое дыхание. Я резко обернулся. Волк стоял в трех шагах, пасть распахнул то ли от быстрого бега, то ли улыбался во всю волчью пасть. Длинные белые зубы уже не казались страшными, а розовый язык высунул как большая собака.

Я раскинул руки, волк встал на задние лапы, я прижал его к груди, чувствуя запах шерсти, чувствуя его уходящий страх. Ворон уже улетел к мешку, копался там и ворчал, что самое красивое отдал просто женщине, отдал просто за так, даже не за услуги хоть какого-то рода.

Дурная птица не понимает, что я отделался малой кровью. Леди вдвое могла бы съесть, но дурак на то он дурак и есть...

Глава 18

Костер вспыхнул жаркий, я едва успел отодвинуться, как в спину уже тыкало твердым. Оглянулся, это волк держал в пасти мой богатырский лук. Как он снял с седельного крюка, не перепугав рогатого коня, я спрашивать не стал, есть больно хотелось, но вообще-то будет жаль, если волка забодают, или он сам грызанет моего рогоносца.

Дрожащими руками я набросил петлю на выемку, натянул лук, чувствуя как трещат мои голодные мышцы. Волк потянул носом:

– Я чую струю с очень хорошим запахом...

– Где?

– Вон там куст боярышника!.. Чуть левее... за той веткой, что касается земли, двое толстых зайцев грызут траву.

Я схватил лук, огляделся:

– Где?

– За кустом...

– Боярышника, – прервал я рассерженно. – Ты не умничай, я тебе не ботанист. Для меня есть трава, кусты и деревья. За каким кустом?

– Эх, серость, – сказал волк укоряюще, – родную природу не знать... Иди за мной. Только я не побегу, зайцы шустрее. Да и запах мой учуют раньше. А от тебя хоть и несет за версту вовсе непотребным, зато зайцы здесь человеконепуганые.

Ворон завозился на дереве, каркнул:

– Мне сверху видно, что во-о-он там прошел олень сразу с двумя свенильдами... Тьфу, спутницами. Молодой дурак, сочный, весь в мышцах. Вкусный, небось. Ага, вон его роги... ну, пусть рога, только бы завалить рогоносца на обед! А еще лучше – спутницу. Они слаще...

Волк сказал тихо:

– Не слушай этого сластолюбца. Лучше заяц в кустах, чем олень за кустами. Надежнее.

– Какой же ты романтик, – укорил я шепотом, но уже пригнулся и шел за ним крадучись. Стрела лежала на дуге лука, я чувствовал кончиками пальцев жесткую топорщистось лебяжьего пера.

Волк остановился в странной позе, вытянув шею и держа в воздухе переднюю лапу. Нос его был вытянут в сторону куста с мелкими листиками. Потом, видимо опасаясь моей криворукости, плюхнулся оземь и прикрыл голову лапами.

Я начал различать хруст, между зелеными ветками мелькнуло серое. Мои пальцы сами оттянули тетиву к уху, я сделал поправку на несуществующий ветер, тетива звонко щелкнула по кожаной рукавичке.

Стрела бесшумно скользнула между веток, не потревожив ни листика. За кустами заверещало. От моих ног метнулась серая тень, ветви затрещали, волк исчез.

Выждав некоторое время, я проломился через заросли. Мордой влез в паутину, ощутил как через губу побежал перепуганный паук. Кое-как посдирал липкие нити с комочками запеленутых в коконы мух. На той стороне полянки толстый заяц уже перестал подпрыгивать, красиво вытянул ноги, показывая толстое жирное пузо.

Кусты затрещали, высунулась морда волка со втором зайцем в пасти. Желтые глаза смеялись. Бросив мне под ноги, прорычал:

– Дурак, метнулся не в ту сторону... Ну, я таких ошибок не прощаю.

Из пасти падали тягучие красные капли. Я подобрал зайцев, ноги мои дрожали от нетерпения, а в животе скреблось и бросалось на ребра.

Ворон каркнул довольно:

– Молодые зайцы! Самые вкусные... Переломи ему лапу! Ну переломи!

Волк поморщился:

– Как ты любишь глумиться над павшими...

Я переломил, молоденькие косточки вкусно хрустнули, еще почти хрящики, а не старые обизвествленные кости. Колени толстые, шея короткая и толстая, просто барчук, а не заяц, Не снимая шкуры, я тщательно выпотрошил, отрезал лапки и стянул шкур, начиная от задних лап, выворачивая кожу как чулки. Надо было бы сперва счистить сгустившуюся под кожей кровь, снять пленки, которыми заяц покрыл как сосиська, а уж потом отрубить голову и передние лапы, но в животе раздавались раскаты грома, там уже вспыхивали невидимые молнии, я чувствовал их злые укусы, потому побыстрее развел костер, торопливо натер нежное тельце солью, насадил на вертел, дальше пусть следят ворон с волком, а сам точно так же подготовил второго: на прут и над углями костра.