Зрячая ночь. Сборник - [21]

Но время шло. Мама отправила три перевода, осталось еще девять.

— Вот закончится контракт, и поедем на море, Лизка, — говорил папа, прижимая ее к себе.

Она была горячая, мокрая, только из ванны. Папа застегнул маленькие пуговички пижамы, уложил под одеяло, а сам лег поверх, вытянул длинные ноги и начал мечтать.

— Море оно знаешь какое, уууу… Огромное, до самого неба, а как с небом встретится, так в ниточку такую вытягивается, представляешь?

— Это горизонт, пап. — Лиза уже засыпала, но разобрала, как папа фыркнул, сдерживая смех.

Он вообще был смешливый. Высокий, неловкий, вечно ронял очки, искал под ногами, наступал на них, чертыхался, а потом хлопал себя по губам, делая страшные глаза. Лиза хихикала. Ругаться, конечно, плохо, только папа все делал хорошо. И мама. Она тоже была высокая, папе вровень. Они вообще были похожи, а вот Лиза на них — нет. Они — длинноногие, костлявые, глаза серые, носы прямые. А Лиза получилась коротенькой, мягенькой, даже нос и тот картошкой.

— Дедова порода, — говорила бабушка и вздыхала.

Дедушку Лиза никогда не видела, он то ли умер, то ли пропал без вести, то ли ушел однажды на работу и не вернулся. Лиза иногда смотрела в зеркало, пытаясь разглядеть его в себе. Но видела только девочку с жидкими косичками. Никакого бородатого боцмана, отправившегося за приключениями в далекие страны, там не было.

— Нашла путешественника! — ахнула бабушка, когда Лиза ей нечаянно проговорилась. — Пьяница и блядун!

Этого Лиза не поняла, но бабушка так сморщилась, что все сразу стало понятно. Запрещенные слова сыпались в список, только успевай запоминать.

Сказать их все грязным потоком страшной ругани хотелось Лизе, когда мама начала собирать чемоданы, утрамбовывая в них самые теплые вещи, что были в доме. До этого момента их отъезд был страшной сказкой вроде монстра, живущего под кроватью. Но стоило маме собрать в одну кучу свитера, вязаные носки и пуховые куртки, как монстр зашевелился, вытаскивая на свет лапищи с огромными когтями.

Лиза пискнула, забилась в угол кладовки и сидела там, пока папа не забил тревогу.

— Где наш ребенок, Александра? — грозно восклицал он, заглядывая в комнаты.

Мама отмахивалась.

— Да сидит где-нибудь… Читает. Не отвлекай.

Папа ходил по коридору, громко топая, как великан из сказки про Джека и бобовый стебель. Так они играли. Лиза пряталась, папа искал. Лиза делала вид, что пугается шагов, он — что не видит голых коленок, торчащих из-под шторки. Но в тот раз Лизе и правда не хотелось, чтобы любимый папа ее нашел. Когда он завалился в кладовку, завывая и хохоча, Лиза залезла под вешалку и натянула на голову старый бабушкин халат.

Там, рыдающей в синтетических дельфинов, папа ее и нашел.

— Ну ты чего, котик, чего ты? — Он тут же рухнул рядом, колени больно стукнулись об пол. — Что за рева-корева?

Говорить было сложно, слезы катились градом, душили, рвались наружу, выдавить из себя вышло что-то совсем непонятное, но папа понял. Чертыхнулся, прижал ее к себе, дрожащую, потную, закачался вместе с нею — вперед, назад, вперед, назад.

— Ты взрослая, Лизка, — прошептал ей на ухо. — Самая умная девочка из всех, что я знаю. Ты должна нас понять.

Лиза всхлипнула горько и обреченно. Если папа считает, что должна, то она поймет, куда деваться?

— Это все ради вас с бабушкой. Чтобы вам хорошо было. Чтобы жилось проще.

— А нам тяжело, что ли?.. — Вопрос утонул в папиных объятиях.

— Я ж не защититься туда еду, Лиз, ради вас все… Ради вас.

Он еще долго твердил ей что-то, но она не слушала, медленно погружаясь в беспокойный сон, что всегда приходит на смену самым горьким слезам. Снился ей папа в беде. Он тонул в сугробах, закутанный в Лизины свитера, слишком маленькие для него. И со всех сторон на папу надвигались жуткие тени тех, от кого он должен был, да не хотел защищаться.

На следующее утро все вели себя так, будто никакого отъезда не планировалось. Бабушка варила кашу, папа брился в ванной, а мама отвечала на письма, усердно щелкая клавишами старенького ноутбука. Только Лизу им было не обмануть. Она легко отыскала спрятанные чемоданы, приоткрыла один, самый раздутый, и поняла, что вещи собраны.

Она не плакала до самого вечера. Сидела за столиком, малевала в прописи, даже на вопросы отвечала, не срываясь в слезы. Но когда пришло время умываться перед сном, и мама зашла вместе с ней в ванную, плакать они начали одновременно.

— Лизонька… Лизонька, — твердила мама, покрывая ее мокрое лицо поцелуями. — Я же тебя не бросаю, ты только не подумай, что я бросаю… Так нужно, Лизонька, для тебя, для бабушки… Так лучше будет. Хорошо все будет.

Какое уж там хорошо, когда любимые ма и па уезжают в снежное далеко за денежкой, оставляя их с бабушкой совершенно одних? Лиза все хотела спросить об этом, но мама плакала и плакала, целовала и целовала, слова терялись в этих слезах и поцелуях. А потом к ним зашел папа и пообещал купить Лизе собаку.

Тут уж в ванную влетела бабушка.

— Никаких собак, Толя, ты в своем уме? — запричитала она, мимоходом выключая льющуюся вместе со слезами воду. — С собакой гулять! За ней следить! С Лизаветой бы справиться, а тут еще собака…