Зримая тьма - [53]

Внезапно тишину нарушили крики, свист, хлопанье дверей, лай встревоженных комнатных собачек. Послышался топот. Я чуть повернул голову в сторону, все еще не спуская глаз с ножа, и увидел швейцарца-боксера, который бежал пружинистыми шагами, как спортсмен, размахивая согнутыми у самой груди руками. Длинная прядь русых волос билась над его расплющенным носом. Он подбежал ко мне и, заметив нож в руке стоящего напротив человека, остановился рядом. Мы молча ждали, потом человек повернулся и пустился бежать. Наш страх сразу рассеялся.

Швейцарец бросился вдогонку все тем же немного неестественным шагом, словно спортсмен, тренирующийся на беговой дорожке. Он догнал бегущего, и я увидел, как рука, державшая открытый нож, разжалась, и, тускло блеснув, нож упал на землю. Человек поднес руку к голове, словно пытаясь прикрыть глаза от невыносимого света, и, пригнувшись, продолжал бежать. Швейцарец подбежал сбоку и вдруг нанес ему страшный профессиональный удар. Человек подскочил, нелепо раскинул руки, как неопытный прыгун в воду, и упал, ударившись лицом о землю.

Я поднял нож и отбросил его в сторону. Человек лежал все на том же месте и, повернув голову набок и широко разинув рот, царапал пальцами землю.

— Мне надо пойти посмотреть, как там наши арабы, — обратился я к швейцарцу и, оставив его, побежал к сараю. Шамун прятался за барабаном с кабелем у боковой стены сарая. От страха он растерял весь свой западный лоск и только молча вертел головой. Я отобрал у него ключ от сарая и опустил в карман. Хорошо хоть, что все арабы снова были в сарае, откуда доносилось их приглушенное пение.

Стоя в нерешительности у дверей сарая, я испытывал такое же чувство, как при массированных воздушных налетах, которые мне пришлось пережить во время так называемой битвы за Англию. Налетчики рыскали среди домиков поодиночке и группами, а я в изумлении и полной растерянности стоял, словно парализованный, глядя, как враги свободно и безнаказанно бродят по всем знакомым закоулкам лагеря. Они распоряжались здесь как дома, входили в домики и казались непобедимыми. Увлеченные поисками, они не обращали никакого внимания на служащих компании, молча наблюдавших за ними. Потом основная группа налетчиков пробежала мимо, оставив позади отставших, и схватка началась.

Из бара по ту сторону дороги вышел огромный грек-бурильщик. В ногах у него путался отбившийся от своих погромщик. Обхватив руками колени грека и нагнув голову, он старался защитить от ударов лицо, а грек, как по барабану, колотил его кулаками по спине. Два француза — охотника за кабанами — настигли измученного и перепуганного мужчину с толстым брюшком и атаковали его с обеих сторон. Один из французов дернул его за ногу и свалил на землю. Джонстон тоже побывал в бою и, как видно, получил удар по голове. Он шел шатаясь, сжав обеими руками виски и ритмично раскачиваясь всем туловищем, как яванский танцовщик. Мимо пробежали еще несколько человек; никто не пытался их остановить. Перед ними на дороге стоял Быоз, на шее которого все еще висел фотоаппарат. Он отскочил в сторону, замахал руками и что-то сердито закричал. Потом появился костлявый бледнолицый парень с разбитым в кровь носом. Он бежал один, шатаясь из стороны в сторону, и, когда Бьюз вытянул руку, как будто пытаясь остановить сорвавшуюся с привязи лошадь, повернул и понесся обратно.

Обстановка была не из тех, при которых расцветает героизм. Я чувствовал себя как в ловушке на небольшом участке поля боя, изолированном от других подобных участков, разбросанных по всему лагерю. То тут, то там возникали стычки, а в общем царили неразбериха и растерянность. Исход боя решался где-то в другом месте, вне моего поля зрения. Когда волна погромщиков хлынула обратно, я догадался по выражению их лиц и движениям, что они вдруг потеряли цель, что прилив сменился отливом. Их надежды на легкую добычу не оправдались, отравлявший их дурман улетучился, и его сменили тревога и беспокойство. Три человека, совсем упав духом, отделились от толпы и направились к сараю, кто-то раздраженно приказал им вернуться. Шествие погромщиков замыкал необычайно важного вида бандит, шагавший отдельно. Позади толпы появились нефтяники, осторожно продвигавшиеся вперед мелкими группами. Когда великан грек и один из французов попытались перехватить бандита с важным видом, он вынул пистолет, как будто предъявляя паспорт, и, увидев, что они отпрянули, снова сунул его в карман и зашагал дальше. Прошло каких-нибудь десять минут с тех пор, как раздался вопль арабской работницы. Я вытер пот, выступивший у меня на ладонях.

Теперь можно было спокойно оставить свой пост у сарая. Когда я проходил мимо бара, оттуда вышел грек. На его жирных щеках блестели похожие на смородинки глазки. Ему удалось захватить пленного и закрыть его на ключ в уборной.

— Он у меня в руках, — похвалился грек, — и никуда не денется. Уж больно этот парень расшумелся, но я его успокоил: сунул головой в унитаз и спустил воду. Теперь он поостыл.

Грек рассказал мне, что толстяка, которого поймали французы-охотники, освободили друзья. Греку не терпелось захватить еще пленных, и мы отправились вслед за погромщиками, торопясь поспеть, пока не