Зов - [89]

— А что нужно?

— Фарфоровые чайники большие. Красивую посуду… Хрусталь… Много чего надо!

— Поможем. Только с нас ты, начальник, запросил — мы не пожалели. Не жались, сверх выложили. Вдвое дали. Так? По этой же ставке и ты у нас…

— Согласен.

— Тогда заезжай…

Дали они ему номер телефона, назвали себя по именам.

Баша подумал: «Так вот живем: я с них, они с меня, никто не в убытке!»

Вспомнил, что Маргу, дочь скотника Митрохина, оставила город, вернулась в Тагархай. Как, впрочем, и Дулан, кузнецова девка… «не дурные разве?» — мысленно сказал себе.

В полдень, как и намечал, подкатил к окраине города, довез пассажирок до вокзальной площади, пообещал скоро наведаться, — и поехал в заводской поселок, к брату. Побыл у него самую малость, даже пообедать отказался. Предупредил, чтобы тот, как только Ильтон, возвращаясь из армии, появится у него, дяди, — любым способом задержал парня у себя и моментально сообщил бы о приезде сына в Халюту. Он тогда немедленно прикатит — и вместе они пристроят Ильтона на хорошее местечко к знакомым людям. Есть такие и на заводе, и на лесоторговой базе, и в опытном хозяйстве сельхозинститута… Можно будет предлагать, а парень пусть выбирает!

Возвращался от брата — остановил машину у павильонов центрального городского рынка, который — как оповещала вывеска над воротами — звался «Колхозным».

Тьма-тьмущая народу толкалась здесь! Особенно в мясных и молочных рядах. То ли дело дома, в селе — сходил на погребец и принес чего душе угодно.

Вдруг, глянув через головы, в одном из продавцов, отпускавшем говядину, Баша узнал халютинца — Николая Митрохина из Тагархая. Невольно залюбовался, как тот ловко торговал мясом — с улыбочкой и шутками взвешивал куски на весах, брал жирными пальцами деньги и, лишь мельком взглянув на них, давал сдачу, успевал показать в это же время другому покупателю свой товар: «Вам грудинку?.. От задней части не желаете?.. Вот это!.. Как пожелаете, уважаемый!» Услужлив — и одновременно хозяин положения.

«Силен, — позавидовал Баша и удрученно пожалел: — Зачем же я, глупец, поддался на уговоры — скотину в колхоз живьем сдавал? Сколько денег потерял, а? Сюда надо было ехать — с мясом! Вот барышу-то!.. Этот Митрохин таскается по Бурятии, места меняет — и нюх у него на выгоду ой-оей какой…»

Он попытался пробиться поближе к весам, чтобы перекинуться словом-другим с Митрохиным, но на него зашикали, закричали:

— Куда без очереди?

Баша, плюнув, огрызнулся:

— Нужно мне ваше базарное мясо…

И пошел к выходу… Время в городе было до́рого: многое хотел он успеть тут — и, главное, всех нужных людей должен был повидать.

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

Душа человеческая как родник, — легко и просто замутить ее.

Замутил, а скоро ли отойдет, снова посветлеет?

Так и у Галхан произошло. Только-только, боясь, настороженно, сердце свое навстречу радости открыла, а на эту радость — помоями из грязного ушата. Да кто? От кого и не ждала она… Вернее, откуда не ждала.

В тот день, когда Хара-Ван изгнал из улуса проходимца Шоро, он прямо спросил ее:

— Будем вместе?

— А ничем никогда не попрекнешь? — вопросом на вопрос отозвалась она.

— Мужское слово.

— А пьяный?

— Прежнего, чтоб так пил, не будет, Галхан.

Такой был вечер у них — как исповедь друг перед другом.

И больно, видать, было Хара-Вану, потому что и об этом, главном для него, наверно, — тоже все-таки спросил. Чтобы раз и навсегда покончить, как ему казалось…

— Не любишь ли по-прежнему его? Кроме всего, ведь отец ребенка, так ведь?

Всплыла перед глазами Галхан ухмыляющаяся, самодовольная физиономия Шоро, будто снова ощутила она на своем теле его потные и цепкие руки — пытался насильно овладеть ею — и, словно освобождаясь от какого-то давнего груза, освобождаясь нетерпеливо и желанно, она ответила:

— Да что ты…

И вырвалось само собой: «милый»…

— Да что ты… милый! В юности это как угар, как болезнь от одиночества, от тоски, невезенья. Не его любила, а выдумала что-то себе — и то, выдуманное, любила. А сейчас увидела, через столько-то… ужас, стыд! Нет-нет, ты и не думай!

Тот вечер сблизил их.

И Хара-Ван первым заговорил о том, что должна быть у них свадьба…

А вчера?..

Хара-Ван, в сумерках уже, после работы, зашел, чтобы вместе отправиться на репетицию, и она усадила его поужинать. Маленький Сультим бегал с другой малышней на коровьем выгоне: шел там, судя по долетавшим в раскрытое окно крикам, жестокий бой: «Ур-ра!.. Я тебя убил!.. Тр-ра та-та…» И Хара-Ван, прислушавшись, сказал:

— Каждый мужчина уже с малолетства в душе солдат. Ишь, как воюют!

— Не было б в мире войн — и мальчишки бы во что-нибудь другое играли бы, — заметила Галхан.

— Пусть воюют, — засмеялся Хара-Ван, — мужчина должен быть всегда бойцом, твердым и решительным!

Хорошо, если подумать, сказал он, однако каким выглядел всего через каких-нибудь полчаса сам? Когда в дом без стука, с насупленным лицом вошла его старшая сестра — Адии, живущая в соседнем улусе и о которой Галхан знала лишь, что вместе с мужем-инвалидом та работает на кирпичном заводе и у нее шестеро детей.

Адии, молча пройдя к столу, взяла младшего брата своего за рукав, легонько дернула к себе: