Зов - [90]

— Чего расселся тут? Или бездомный? А ну — вставай!

— В чем дело, сестра? — смутился Хара-Ван. — Хоть бы ради приличия поздоровалась…

— С кем? — та метнула полный презрения взгляд на Галхан. — С этой потаскухой, которая приманила тебя… прикармливает, вижу! Никакой гордости не имеешь.

— Да как вы смеете?! — Галхан выбежала из-за стола. — Пришли в чужой дом, оскорбляете…

— Так и смею, — закричала, сбиваясь на визг, Адии, — тебя, подлую, не спрошусь! Камнями бы тебя забросать! Нажила под забором ребенка, а теперь моего братика охмуряешь. Не выйдет! Не нужна нам такая невестка, найдем мы Хара-Вану приличную девушку…

Она уже грубо, рывком дернула Хара-Вана за рукав:

— Вставай же… ты! Чего сидишь, как истукан. Пошли домой!

Хара-Ван от стыда и позора провалиться сквозь землю готов был. Другому бы, кто посмел обидеть Галхан, вмешался бы в их отношения, — он руки-ноги переломал бы… Но тут старшая сестра, вынянчившая его на своих руках… Вторая мать.

— Уходите! — гневно сказала Галхан — и повторила, глядя уже на него: — Уходи!

Он выскочил за дверь, побежал огородами, не разбирая дороги, к своему дому…

Сверлила мозг одна и та же мысль: «Как стыдно-то… стыдно как!»

Шумно вбежал в избу, сел у порога и… зарыдал.

Старый Дамдин испуганно смотрел на него. Уж таким-то никогда он своего сына не видел.

Спросил с дрожью в голосе:

— Чего же страшного натворил ты, сынок? Не убил ли ненароком кого?

— Невезучий я, отец, ох невезучий…

— Да что, говори, стряслось? Не с Галхан ли?

— Кончено с Галхан. — И плечи Хара-Вана затряслись еще сильнее; обхватил он мокрое лицо ладонями, пряча его от отца.

— Как «кончено»? О чем ты?

— Помешали мне… навсегда.

Дамдин облегченно выдохнул:

— У-уф!.. Что́ — родственники Галхан приехали? Против они? В таком случае, сын, я сам к ним схожу. Нет такого дела, чтоб его миром да ладом нельзя было решить…

— При чем ее родственники?! Это моя сестра… Адии… она! Такое там наговорила, натворила — хоть в петлю лезь. Вы же характер Адии знаете, отец… Зачем, зачем она вмешалась?

— Адии? А что же ты… остановил бы ее!

— Растерялся, отец, я.

— Ну тогда возвращайся туда, — посоветовал Дамдин. — Попроси прощения за Адии… за себя, коли такой ты… тюха, одним словом! Адии ж мимо не пройдет, сейчас будет здесь, я с ней потолкую…

— Поговорите, отец!

Снова побежал Хара-Ван к дому Галхан.

Долго стучался в дверь, но за ней было тихо. Наконец Галхан вышла из комнаты в сени и, не отодвинув засова, громко, отчетливо сказала:

— Убирайся, чтоб нога твоя на мой порог больше не ступала. Я все твои слова забыла. Считай, их не было. Ничего не было!

Не слушая его оправданий, просьб — вернулась в комнату.

Он побито потоптался у двери — и побрел, сгорбившись… Куда? Все равно ему было — хоть куда.

А в их доме меж тем происходило следующее…

Пришла туда Адии — запыхавшаяся, возбужденная. Косо взглянула на отца, как бы пытаясь уловить его настроение: отчего хмурый? А тот сосредоточенно сосал трубку, обволакивая себя густым табачным дымом.

Адии сходила на кухню, зачерпнула там из ведра ковш воды, выпила его залпом. Вернулась к отцу — и вопрос задала:

— Где Хара-Ван? Он у вас что — дома не ночует?

— Сейчас, наверно, в Доме культуры Хара-Ван, — хмуровато, однако и спокойным голосом ответил отец. — Концерт они там готовят. Много времени он там после работы проводит.

— А еще где он его проводит? — сорвалась Адии на крик. — Я вон откуда приехала — и то знаю!

— Чего же знаешь?

— А то, что он связался с этой бессовестной шлюхой… с потаскухой! С Галхан!

— Укороти-ка свой язык, — Дамдин глядел на дочь сурово, осуждающе. — За плохим словом никогда ничего не стоит. Одна вонь от него. И что-то не слыхал я, чтобы в Халюте шлюхи водились…

— А Галхан кто?

— Серьезная девка Галхан, — в прежнем суровом тоне продолжал Дамдин. — Работница, никто ничего худого за ней не примечал… А что в юности ошиблась она — только ли ее вина в том? Больше виноват тот подлец, обманщик. И не пойму: чего она лично тебе плохого сделала?

— Мне?! — искренне изумилась Адии. — Хватит вам, отец!.. Не мне, а всему роду нашему… вот!

— Успокойся. Хорошее дерево плохую тень не даст. И Галхан, повторяю, не из плохих. Раз свела их с Хара-Ваном судьба — то, слава бурханам, пусть и живут…

— Нет уж! — Адии заметалась по избе. — Не допущу! Сколько лет брат не женился — и такую тварь выбрал… У нас в селе только и разговору про это. Меня все донимают: правда ли? Вот сердце не выдержало — приехала…

Старый Дамдин, выколачивая пепел из трубки, назидательно промолвил:

— Ты про свое сердце вспомнила, а про то, что и у Хара-Вана оно есть, подумала?

— Дурь одна в нем… ослеп, не видит!

— Не так, дочь. Ему тоже сердце подсказало. И вижу я: не ошибся наш Хара-Ван. Сам поведу их в сельсовет к Чулуну, закреплю все там, как надо, печатью. Пусть живут, внуков и внучек мне рожают. Галхан девка здоровая, без изъянов. А ее мальчонку на нашу фамилию переведем. Он добрый, я замечаю, в Хара-Ване души не чает… Погоди, не перечь отцу!.. Ты вот про сердце… А наши буряты издавна говорят: у настоящего мужчины сердце большое — вмещает в себя коня с седлом и все другое, что захочет оно. Такое вот сердце и у Хара-Вана. Он у нас, может, и буйный, да добрый! И ты…