Зов - [81]

— Во-во! Дулан… Ее танцульки-манцульки и довели… Завертела всех. Одна кутерьма!

Болот метнул на мать настороженный взгляд:

— При чем здесь Дулан?

— При том! Разве можно было делать что-то вопреки воле председателя?

— Не вопреки, а говорю же тебе — со-гла-со-ван-но! А Дулан, если уж о ней… Она молодец! Да. Вернулась в родной улус, и вон как весело стало в Доме культуры… Когда так было?

— А мне такое не нравится, — мать глядела на сына о нескрываемым беспокойством. — Чего метаться, зачем? Осталась в городе — живи там. А не так же: туда-сюда!

— Она насовсем вернулась.

— Поживем — увидим. Наверно, тоже гордячка большая… Была у нас в деревне похожая. Кто? Галхан! С чем вернулась в деревню тогда? Позор! Ребенка нагуляла… И неймется ей! Теперь вот Хара-Вана опозорила. Парень исправился, работал на совесть, а с ней связался — вся рожа наперекосяк, избита-исцарапана…

— Сравнила с кем! Ну, мать, ты даешь! Слов нет, — у Болота возмущение в голосе. — Нечего на Дулан бочку катить… не такая она. А Хара-Ван, видать, напился, скандалить, как бывает с ним, стал… Вот и получил от Галхан. Зачем же с больной головы на здоровую?

— Чтоб твоя голова ненароком не вскружилась, сынок.

— Я понял, мать. — Болот усмехнулся, подошел к матери, обнял ее. — Будет так, как ты хочешь. Обещаю. А с Дулан?.. Комсомольские дела нас связывают с Дулан. И только! Не тревожься… А что касается моего прогула, как кто-то посчитал… я завтра же поговорю с председателем.

Мать протестующе замахала руками:

— Не смей… нет, нет! Не скандаль с председателем. Пусть запишут прогул, вычтут деньги за трактор… Не обедняем! Раньше как в народе говорили? Если поссоришься с собаками — останешься без полы, а поссоришься с нойонами[21] — останешься без спины.

— Что раньше было — быльем поросло. Нынче все по-другому…

— А плохое семя, сынок, живуче. Ты его бросил — оно потом прорастет, сам не знаешь где… — Мать старалась успокоить сына; снизу вверх — маленькая перед ним — просительно заглядывала ему в глаза. — Мэтэп Урбанович не таким, как ты, спины ломал. И поделом, рассудить… Дисциплина должна быть. Без нее колхоз не колхоз… И не думай, что твоя мать не сумеет отстоять себя и сына своего. Насчет твоего прогула и квартиры еще раз буду с председателем говорить. Скажу ему: «Что, Мэтэп Урбанович, не нужна вам разве Шабшар в доярках? Есть кем заменить? Или я за долгие годы горбом своим квартиры не заслужила?» Вот как ему скажу!

Болот неуступчиво пробормотал:

— И я скажу. Не ему, так Эрбэду Хундановичу.

— Боже упаси! — опять всполошилась мать. — Эрбэд Хунданович молод, горяч, еще не известно — усидит ли на своем месте. А у Мэтэпа Урбановича и власть, и авторитет. Он, конечно, всяким бывает — крутой иногда, не выслушает… Но ведь и так прикинуть: первый спрос за все в колхозе с кого? С него, председателя! Ты-то ничего не помнишь… А до него какой наш колхоз был? То-то же! Сейчас вон по сколько получаем, а тогда копейку только издали видели. Блестела, а в руки не давалась! Соображаешь? Вот ведь как… Твой же Эрбэд Хунданович, сынок, на готовенькое, можно сказать, пришел. Как можно его выше председателя ставить? Несправедливо!

В это время, медленно приоткрываясь, заскрипела дверь, показалась в ней чья-то спина — и человек, пожаловавший столь неожиданно, глядел на улицу, делал кому-то там знаки рукой… Тетушка Шабшар подошла к порогу и, узнав деда Зуру, невольно рассмеялась:

— Что вы, как рак, вползаете? Проходите.

Старик, обернувшись, поздоровался — и нарочито строго прикрикнул на Болота:

— Чего расселся? Следуй за мной — да поживее!

— Это куда еще? — спросила тетушка Шабшар.

— Известно куда — в ДК!

— У вас, Зура-таабай, погляжу, больше забот нет, как только по вечерам с молодыми шастать, — не очень-то почтительно, поджав осуждающе губы, промолвила тетушка Шабшар.

Но дед Зура вроде бы не заметил неодобрительного тона женщины; отозвался весело, с охотой:

— Не шастаю. Я ж не только сторож в ДК, Шабшар, я, если хочешь, первый помощник директора… вот! На репетицию хора опаздывающих скликаю. Сам Эрбэд Хунданович пришел. Голосище-то у него — заслушаешься! Особенно старинные песни ему удаются. Как запоет — девки рты разевают… Нам бы, небось думают, такого мужа! Да что девки! У меня он своим голосом слезу высекает…

— Болот никуда не пойдет, — резко прервала старика тетушка Шабшар.

— Это почему же?

— Ему пора семьей обзавестись, а мне внуков нянчить! А на этих танцульках одно легкомыслие. Пусть лучше дома посидит…

— Женить, женить! — подхватил дед Зура — и плутоватые глаза его смеялись. — Согласен сватом быть…

— Уж нет! — Тетушка Шабшар погрозила пальцем. — Слыхали, как вы Хара-Вана сосватали… На все село смеху!

— Это ничего, — не смутился дед Зура, — для начала даже хорошо. Это как разведка боем. Галхан погорячилась, теперь уже одумалась. Сначала пламя, огонь, а уж потом жар… Не остынет!

Он снова взглянул на Болота и, хитровато щурясь, сказал:

— Коли мамка не пускает — сиди. Зря время только я потерял… Побегу. Жаль, заставил человека на улице ждать. Девка стеснительная, не захотела зайти…

— Какая еще девка? — изумилась тетушка Шабшар.