Зов - [76]

Шрифт
Интервал

— Ха-ха-ха…

— Смешно? Ладно, посмейтесь над стариками, однако глядите, чтоб было все без сучка без задоринки… еще подойдем, проверим!

Дед Зура дернул Шалтак-баабая за рукав, указывая глазами на подходившего Чулуна. Председатель сельсовета, как всегда заметно прихрамывая, нес в руках ящичек с инструментами. Он тоже заметил стариков и, оживившись, поспешил к ним навстречу. Из-за угла Дома культуры, что-то озабоченно обсуждая, вышли Эрбэд Хунданович и Дулан.

Встретились все, поздоровались обрадованно.

— Лиха беда — начало, — весело проговорил секретарь парткома, оглядывая работавших парней, — почаще бы нам так…

— Надо, чтоб молодые село свое уважали, — степенно заметил Шалтак-баабай. — А что они сейчас своими руками делают — к тому и бережны будут…

— Что-то девчат мало, — обеспокоенно сказала Дулан.

— Не волнуйся, дочка, — успокоил дед Зура. — Я вот сам опоздал, а уж как спешил… Мигом сбегутся на стук топоров! Женихи-то здесь!

Эрбэд Хунданович развернул рулон плотной бумаги, аккуратно положил этот лист поверх штабеля досок:

— Смотрите.

Это был план-проект генеральной застройки Халюты.

Палец парторга уперся в здание, в котором все узнали Дом культуры. От него по центральной дороге прямые линии аллей бежали к памятнику-мемориалу: на высоком постаменте коленопреклоненный — у боевого знамени — воин с автоматом…

— Увековечим имена наших земляков, погибших в сражениях за Родину, — пояснял старикам Эрбэд Хунданович. — Каждое имя — золотом на мраморе…

— Каждое? — удивился дед Зура.

— Обязательно.

— Двести семь человек, — сказал Чулун-ахай, — вот сколько не вернулось…

— Нас было трое братьев, — у деда Зуры блеснули на глазах еле заметные слезинки, тут же затерявшиеся в морщинах щек. — И каждый из нас тогда уже своей семьей жил. Я до Берлина дошел, а где братья лежат — одним бурханам известно… И лежат ли в земле? Старший, Балдан, на море воевал, где кругом вода… Пусть хоть тут его имя будет на камне, в Халюте нашей…

Дед Зура отвернулся, чтобы, наверно, другие не видели, как дрожат у него губы. Молчали Шалтак-баабай и Чулун-ахай, тоже фронтовики, крепко меченные в боях горячим свинцом.

Эрбэд Хунданович, чтобы разрядить тягостную атмосферу, спросил у Дулан:

— А как с комнатой боевой и трудовой славы — начали оформлять?

— Да, Эрбэд Хунданович. Школа пришла на помощь: учителя и ребята подбирают материалы. Надо бы нам в селе — в других местах уже есть — создать совет ветеранов войны и труда…

— Дельное предложение, — поддержал Чулун-ахай.

— И вас назначим председателем совета! — подхватил разговор Эрбэд Хунданович. — А Шалтака-баабая, Зуру-баабая — членами совета… Кто больше их заслуживает такой чести? В общем, утвердим это на ближайшем заседании парткома. Вам, Дулан Ермооновна, поручение: подготовьте список кандидатур, обговорите его с Шалтаком Семеновичем — и мне на стол…

А мимо них, здороваясь, звонко переговариваясь, шли на стройплощадку люди. И не только молодые.

Кузнец Ермоон подобрал себе бригаду из самых умелых — строить закрытую, арочного типа, сцену, на которой можно было бы ставить концерты, где могли бы — при случае — разместиться оркестр и хор.

Болот и Хара-Ван подвозили на своих тракторах тес, щебенку, другие стройматериалы.

Из репродуктора, подключенного к радиоле, громко звучала музыка — и бодрые марши, и нежные мелодии…

Дулан постаралась всем угодить — и старым, и юным.

Разгоравшийся майский день радовал голубизной неба, ласковым солнцем.

Давно в Халюте так не было: сразу, вместе — столько людей, столько веселых голосов…

Чулун-ахай тихо спросил Эрбэда Хундановича:

— А что-то Мэтэпа Урбановича не вижу?

— Заболел… как будто. В город уехал.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

Субботним вечером дед Зура, принарядившийся в новый пиджак, поджидал у кузницы Хара-Вана, Чтобы не маячить на виду у прохожих, он зашел за угол, присел на брошенный автомобильный скат.

Хара-Ван задерживался…

Старик достал из кармана кожаный кисет, набил длинную — с изогнутым мундштуком и серебряной крышечкой — трубку, ту самую, которой пользуется он лишь в торжественных случаях. Синий дымок, окутывая его лицо, путался в его редкой бороденке.

Дед Зура благодушно думал, как ловко провел он подготовительную операцию… Сколько хитрости и мудрости вложил в эту затею, чтобы Хара-Ван согласился пойти в гости к Галхан, а та, в свою очередь, встретила бы как полагается — душевно, с пониманием…

Но где же этот непутевый? Вдруг не придет?

Дед Зура глубоко затянулся и выпустил изо рта очередной дымный клубок, а когда он рассеялся перед глазами — увидел маячивший в отдалении силуэт… Он, Хара-Ван!

Старик громко кашлянул — и парень, оглянувшись, поспешно пошел к нему. Одет он был как на праздник — в белоснежной сорочке с галстуком, на ногах ловили закатные блики лакированные туфли. В руках Хара-Ван держал тяжело набитый портфель.

— А это чего? — кивнул на портфель дед Зура.

— Сами ж велели: водка, шампанское, консервы, шоколад…

— Много чего-то…

— А я не привык жмотничать.

— И хорошо! Готов?

— Как-то неудобно…

— Ну, совсем, дурачок! — дед Зура ободряюще потрепал парня по плечу. — Стесняешься — значит, нравится она тебе, переживаешь, стало быть.


Рекомендуем почитать
Два конца

Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.


Лекарство для отца

«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.


Пятый Угол Квадрата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Слепец Мигай и поводырь Егорка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.