Зов - [68]

Шрифт
Интервал

— Моя очередь далеко. А ты как сумел приобрести? По очереди?

— Я что — тот самый глупый волк, который терпеливо ждет, когда же сам по себе оборвется и упадет бараний курдюк? — Баша хмыкнул. — Всегда бывает две очереди — и одна из них сбоку!

— Молодец, — Халзан похлопал Башу по плечу, — умеешь… А у меня деньги есть — машины нет.

— Жди, жди!

— У тебя, Баша, друзья всюду, даже в городе…

— А как по-другому? — Баша самодовольно присвистнул. — Какая жизнь без связей? Тот же лимузин приобрести — это же форменная чепуха! Три-четыре сотни нужному человеку подсунул — и готово.

— Слушай! Это… ты… ты… — Халзан от радости стал заикаться сильнее. — Ты себе всегда новую машину купишь, а эту… эту вот… мне продай! Не обижу.

— Быстрый какой ты, — буркнул Баша. Потом похвастался: — Все, гляжу, на мою машину зарятся. Из города даже приезжали, хотели уломать меня… Еще эти шабашники, что во второй бригаде ферму строят… Они тоже. Ты вот теперь… А попробуй-ка достань такие «Жигули» — рубинового цвета! Этот цвет называется рубиновым… понял?

— Красивая машина. Говорю: не обижу!

Баша призадумался.

Затем он решительным кивком указал на летний домик, уютно расположенный среди других дворовых построек: пошли!

Достал Баша бутылку водки из посудного шкафчика, выставил на стол тарелку с отварным мясом — и, не мешкая, выпили они по первой стопке. Разговор что-то не клеился… Еще по одной опрокинули. Вот тут-то у слабого на водку Халзана вовсю развязался язык, а когда и по третьему стаканчику опорожнили — Халзан стал хватать Башу за руку и бестолково твердил:

— Продай… не обижу… продай, говорю!

Баше нравилось, что его так просят…

Погладив пухлые щеки, он сказал:

— Ладно. Из-за одного уважения к тебе. Свой ведь, а не как те — из города и даже совсем из дальних мест… Только тебе!

— Спасибо, друг!

— Погоди… Только тебе. Тысяча рублей сверх цены — и твоя машина. Хоть сейчас садись и езжай!

— Нет, столько не могу, — возразил Халзан и вроде бы даже — от серьезности момента, от цифры услышанной суммы — протрезвел: осмысленнее глаза у него стали. — Тыща — много. Я не капиталист. Могу половину… пятьсот!

Баша взъерошился:

— Я велосипед тебе предлагаю? Рубиновые «Жигули», глупец! Да еще беру на себя легко провернуть куплю-продажу — по документам-то… тоже непросто! А деньги — тьфу! Чего ты из-за них?

— А ты? Пять сотен — вот.

— Думай, пока я не передумал.

— Тыща — много.

— Заладил! — Баша злился уже. — До седых волос жди своей очереди…

— Придется подождать.

— Жди! Сейчас тысячу жалеешь, а можешь совсем без машины остаться. Мало ли что председатель наобещал! Завтра примут решение давать машины только орденоносцам, а где у тебя, коровий угодник, трудовые ордена? А!

— Не лайся…

— Уходи тогда. Некогда мне с тобой…

— Спасибо за угощение…

— Ступай, ступай, коровий угодник!

— Пятьсот, Баша?

— Пошел ты, знаешь…

Выкатились во двор.

Баша, отвернувшись, снова стал драить машину — яростно, бурча что-то себе под нос.

Халзан отвязал жеребчика, вскочил в седло. Уезжать ему вот так, сразу — не хотелось. Крепко натянул поводья, стеганул коня по крупу плеткой — и тот, сердито заржав, взвился на дыбы…

— Эй, — крикнул Халзан, — машина стоит ведь семь тыщ?

— Не твое дело. Езжай себе.

— А тыщу добавлю — уже восемь? — гнул свое Халзан.

— Проваливай…

— Восемь тыщ — тридцать лошадей можно купить!

— Чего орешь? — выпрямившись, спиной прижимаясь к дверце «Жигулей», спросил Баша, у которого от гнева глаза уже были белыми. — Нечего на моем дворе орать…

— Правильно говорят, что ты кулак, — дразнил Халзан. — Тридцать лошадей на дворе! А кулаков надо под корень… Они зараза на здоровом теле жизни… вот.

— Ты та-ак, заика?! — Баша затрясся даже. — Издеваться… Вмиг заикаться перестанешь!

И он бросился к коню, норовя ухватить того за повод, но Халзан ловко повернул жеребчика к противнику задом — и отъехав, уже от ворот, снова обозвал:

— Кулак!

Но не успокоился — за воротами прокричал:

— Продай свою машину таким же жуликам, как сам!

И легкой рысцой потрусил в сторону Тагархая.

Баша, не раздумывая, вскочил в кабину «Жигулей», выехал со двора — и вдогонку за Халзаном! Кипел Баша, вне себя был…

Оглянувшись, Халзан пришпорил жеребчика — и тот пошел наметом… А когда Баша, нагнав, оказался уже совсем рядом — Халзан бросил коня в сторону. Насколько был умел в обращении с машиной Баша — настолько ловко гарцевал, увертываясь и дразня окончательно взбесившегося земляка, Халзан. А потом он вовсе заскочил на распаханное поле, и Баша, в горячке погнавшись за ним, вынужден был резко сбросить скорость. Через минуту-другую «Жигули» к неописуемой радости Халзана забуксовали на пашне! Баша выскочил из кабины, стал хватать большие комья и швырять их в смеющегося Халзана…

— Съел? Хороша машина, да? Семь тыщ стоит, да? Сиди-сиди теперь в ней… Ишь, рожа у тебя такая же рубиновая, как «Жигули» твои! Кулак — и рожа кулацкая!

Окажись у Баши в этот миг ружье под рукой — пальнул бы в обидчика! Швырял комьями — и не попадал…

И кто ведь посмел изгаляться над ним, Башой?! Заика Халзан, тихоня, полудурок, деревенский обсевок из Тагархая! Ну погоди, заика!..

Халзан уезжал, покачиваясь в седле, удаляясь, а Баша стоял у застрявших «Жигулей» со слезами бессилия и ярости на глазах. Его трясло.


Рекомендуем почитать
Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.


Два конца

Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.


Лекарство для отца

«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.


Пятый Угол Квадрата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.