Зов - [66]

Шрифт
Интервал

— И у меня, и у меня, — оживленно болтал старик. — В прошлом году, знаешь, повел своих двух коров к технику-осеменатору: услужи, прошу… А он уперся: за так не буду. Как бык, уперся, смотайся, говорит, покуда в магазин… Так заикался, что я понять не мог: пьяный он уже или еще трезвый. С пьяным-то, говорю ему, связываться, однако, опасно. А он мне: не твое дело, ты за водкой беги! И побежал я, принес… Никак потом не верилось, что коровы отелятся. А они, знаешь, каких телят принесли? Не жалко, что те три бутылки «Экстры» ему, заике, поставил… Не обманул, хорошим семенем моих буренок зарядил!

— Целых три бутылки?

— Ну да! Не простые, а «Экстра». Он захмелел, моей же водкой меня угощал, за «Экстру», говорит, я тебе экстра-классных телят даю!

Тетушка Шабшар хмыкнула:

— Какие вы…

— Я?

— И вы тоже… Где бы только на дармовщину, так и норовите… Что за народ пошел!

— Ты чего, Шабшар? — опешил дед Зура. — Не я ли водку поставил?

— Когда сверх нормы коров держишь — и больше поставишь, — наступала тетушка Шабшар. — Один дает — другой водку жрет! Тьфу на вас!

— Ты это… это… — не на шутку перепугался дед Зура. Уж он-то знает: Шабшар, приведись, никому спуску не даст, недаром ее «депутаткой» зовут. Да она и есть депутатка — по сельскому Совету. Нелегкая дернула рассказывать ей про коров да про то, что техник-осеменатор за водку пошел на нарушение: оплодотворил его рогатых молочниц. Выступит Шабшар на каком-нибудь собрании — с головой выдаст.

— Ладно, дед, — думая опять о своем, проговорила тетушка Шабшар. — Если грубо сказала — не обижайтесь. Вы старый колхозник, много сил отдали колхозу, всем это известно… И обидно, что вы — тоже как некоторые… Те, кто ловчить любит.

— Что поделаешь, — смиренно отозвался дед Зура. — Бывает, что и на кривую дорожку свернешь. Жизнь! Скотина — она многого требует…

— Зачем же вам со старухой две коровы?

— Да нам, что ли? Сыновья… дочери… внуки…

— В городе ж они!

— Именно так, Шабшар. Для них и держим…

— Вы их лучше сюда бы позвали, в колхоз. Вон мой Болот днем пахал и в ночь пахать остался. Нам с ним с одной коровой некогда управиться! Может, мне сына тоже в город отослать? Располземся из своей Халюты, как тараканы…

— Твоя правда, Шабшар, — удрученно качал седой головой дед Зура. — Так… так…

Будто и не был он минутами раньше болтливо-веселым, таким, каким привыкли всегда видеть его земляки.

Шабшар ушла из Дома культуры, а старик тихо сидел на диванчике — со своими думами. «Дети, — размышлял он, — а часто ли вижу их? Приедут ли помочь хотя бы сено заготовить? У них свои дела, дела, дела, а ты хоть загнись — не скажут: отдохни, отец, откажись от лишней коровы, неприятности могут быть… Мясо давай, сметану пошли, масло привези… Там двое внуков, там один, там четверо. Жалко опять же их. Если не дедушка родной — кто им все свеженькое привезет? Что ж не побаловать их, пока возможность есть. А что дети на стороне, подались из колхоза — так это давно было, когда жили тут, на селе, совсем по-другому. Не сравнить, как жили. Веры в близкие хорошие перемены не было. Кто мог — тот поскорее и выталкивал своих ребят в город. Авось зацепятся там, копеечка в кармане у них бренчать будет… Кто же враг своим детям? А назад уже не повернуть. Те ветки давно с дерева срублены, у них там, вдали, свои побеги. Но вот вторую корову надо по осени продать… Хватит!»

Неустанно гремела радиола, и вырывались из зала, где неистово танцевала молодежь, сюда, в фойе, душные клубы теплого воздуха… Сновали парни-курильщики: на улицу — и опять в гущу танцующих. Больше было школьников с восьмого по десятый классы. Кто знает, как сложится их судьба завтра, а сегодня они — халютинцы, и в этот весенний вечер было им в своей Халюте хорошо!

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

Заика Халзан, пребывающий ныне в должности техника-осеменатора, раньше работал табунщиком, с малолетства был при лошадях — и лучшего для себя занятия не знал. До старости бы оставался табунщиком, но вышло так, что год от года в колхозе сокращали и сокращали конепоголовье — и несколько лет назад колхозный табун, как таковой, перестал существовать. Остались лишь кони при фермах да те еще, что были закреплены за пастухами, возчиками да бригадным фельдшером. Можно было бы согласиться с утверждениями некоторых, что машины и тракторы навсегда теперь вытеснили лошадей, но Халзан оставался при своем мнении: при разумном хозяине конь никогда не будет дармоедом, в десять раз оправдает он уход за ним и корм! Дело ли — тяжелый трактор гонять на дальний телятник с тремя мешками отрубей? И назад он, сжигая дорогое горючее, порожняком прет… Вот они, холостые пробеги, о которых впервые на последнем партийном собрании вслух было сказано! Или другой пример: на колхозном ЗИЛе везут с десяток горбылей — подлатать кухню-времянку, а туда, к летнему лагерю животноводов, после затяжных дождей на машине трудно пробиться, и вязнет она в грязи, ждет, когда трактор пришлют, вытащит он ее… А какой-нибудь дед Зура — сторонкой, лужком — без хлопот, без того, чтобы трактор рвал буфер у ЗИЛа, спокойно привез бы эти паршивые дощечки к нужному месту. На лошадке, разумеется!


Рекомендуем почитать
Дни испытаний

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.


Два конца

Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.


Лекарство для отца

«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.