Зов - [37]

— Справимся ли? Дедушка Балта, как на грех, в Улей уехал… Ардан за Красную гору лошадей погнал. Не подождать ли до вечера?

— Яабагшан едет… боги подсказывают. Не успеем.

— Едет?!

— Сколько повторять тебе: едет!

— Простите, святой отец…

— А что, корова — она медведь?

— Не медведь…

— А не медведь — справимся!

Шаман направился к сараю. Нес в руках ведро, под мышкой — тазик…

Она пошла за Пеструхой.

Затем корова брела по мокрому снегу вслед за ней, шумно дышала в спину, от нее пахло теплым навозом и молоком.

Когда же корову загнали в сарайчик, шаман прикрыл дверь — Сэсэг, словно очнувшись, вдруг поняла, как ей сейчас невыносимо жутко и… больно. Не Пеструху будут резать — ее саму! Тряслись поджилки, прыгали губы… А в голове — грохот, грохот, палящий зной. А затем — тот же туман. Короткие, отрывистые распоряжения святого Дардая — ее готовность исполнить их… Сквозь дырявую крышу проглядывалось чистое небо.

В сарайчике было тесно, ноги то и дело проваливались в наносы снега, хрустел под подошвами разный хлам… Пеструха спокойно пережевывала жвачку, тонкая серебристая струйка слюны тянулась с ее губ к земле.

Шаман вынул нож, погладил корову за ухом, потрепал за холку… Неожиданно — как режут крупный скот буряты — ударил ее ножом в шею сверху, чуть сзади рогов.

Удар не получился.

Обезумевшая корова рванулась в сторону, оборвала короткую веревку, за которую была привязана… Шаман Дардай, отпрыгнув, мертвой хваткой вцепился ей в хвост: лишь бы сзади быть, под рога не попасть! Сэсэг кинулась к двери, толкнула ее…

Смертельно раненная Пеструха, бросившаяся к выходу, на яркий свет, потоком хлынувший в ее затуманившиеся глаза, сбила Сэсэг с ног, несколько раз разъяренно ткнула мягкое тело рогами и рухнула на него всей своей тяжестью…

Сэсэг лежала на красном снегу, опрокинутая на спину, ее ноги были придавлены уже недвижной Пеструхой… Тихие стоны срывались с губ Сэсэг.

Через мучительное удушье дошли до ее угасающего сознания беспощадные, шипящие слова, с дикой ненавистью брошенные откуда-то сверху:

— Что ж, поделом… Вот моя расплата! Все сдохнете! Под корень…

Почувствовала, как с пальца срывают старинный перстень — подарок ее Сэрэна… Попросила, отдавая этому последнее дыхание:

— Не надо…

30

В полдень старый Балта вернулся из Улея и, не заглядывая домой, сразу же завернул к скотному двору. Еще издали услышал, как вразнобой орут взаперти голодные телята.

Почему они под замком и некормленые, непоеные?

Сэсэг — по всему было видно — утром сюда не приходила.

Неясное предчувствие беды сжало сердце старика. Он быстренько выпустил телят в загородку, кое-как, второпях, надергал, набросал им сена, погнал приуставшего в дороге мерина к домам…

Когда Балта — по следам на снегу — нашел Сэсэг у заброшенного сарая, суровая печать смерти уже лежала на ее измученном лице.

Он отломил от стены сарая доску, при помощи ее сдвинул с тела Сэсэг застывшую тушу Пеструхи.

Стянув шапку с головы, молча постоял возле ног несчастной женщины, не видя в эти минуты ни ее лица, ни чего-либо вокруг… Прошептал горько: «Осиротел наш Ардан…»

От дома табунщика, куда привез тело Сэсэг, Балта, слыша за спиной горестные вопли старухи Шатухан, поехал к себе — взял берданку, рассовал по карманам патроны. И снова вернулся к сарайчику, где поутру разыгралась трагедия.

Кто живет в окружении тайги, не одну тропку протоптал в ней с молодых лет, тому отпечатки на снегу, как книга: можно прочитать по ним многое… И старому Балте не знать ли, у кого в деревне большие подшитые валенки оставляют вот такие следы: размазанные у пяток, глубоко вдавленные у носков, с поперечными, по всей подошве строчками толстых жильных ниток. Он приглядывался к ним еще тогда, во время своих ночных дежурств, подстерегая таинственного шудхэра… Зря не подстерег, не всадил ему заряда покрепче! Возможно, не случилось бы вот такого… с Сэсэг.

Балта понял, что Дардай не уходил от сарайчика — бежал, будто зверь. Сэсэг он даже не попытался помочь. Корову ударил ножом умело, но старость подвела, былой крепости в руке не хватило — на толщину одного пальца поглубже б!

И почему он бежал?

Не перстень же Сэсэг, известный в деревне, был нужен ему. Так ведь, безделушка… Хотя не снял даже — содрал этот перстень, изувечив палец… Святой! Таких святых вниз головой вешать.

Сэсэг, Сэсэг… Жить бы тебе да жить. А придет с фронта Сэрэн — что сказать ему?..

Стонущий вскрик вырвался из груди старика, затряслись его плечи… Он сжал кулаки, поднял их кверху над собой, погрозил неведомо кому. Легкие, молочной белизны облака плыли по небу, солнце посылало к земле прямые горячие лучи, и тихо было вокруг, очень тихо, если бы не протяжные бабьи причитания, доносившиеся с деревенской улицы…

И те, когда Балта, понукая мерина, отъехал подальше, стали неслышны.

Далеко Дардай уйти не мог. Ноги не молодые, дорога трудная — рыхлый снег, грязь, вода… На Улей он не пойдет — опасно. В тайгу не побежит: в снежной каше увязнешь — не выберешься, в скрытую яму можно угодить; да пока до леса по целине доберешься — последние силы растеряешь. Остается глухая дорога на Бортогошон, откуда близко до таежных улусов соседнего аймака… И, рассудив таким образом, Балта повернул мерина туда, где вдали слабо прочерчивался санный путь на Бортогошон.