Зов - [21]
Подслеповато щурится, всматривается…
Ребята встали.
Бабушка Наран шевелила кочергой угли в печке.
У Даримы Бадуевны — камень на душе. Давит. Зачем пожаловал Яабагшан? Она замечает: после того, памятного всем их столкновения Яабагшан, как осторожный зверь, словно бы идет по ее следу… Неприятно встречаться со взглядом его холодных глаз — в них таится какой-то скрытый умысел, обещающий неприятности в скором будущем…
— Ого, да тут ликбез! — хрипло, с коротким смешком сказал Яабагшан. — Как в тридцатые годы. В какой же класс перешла ты, бабка Наран?
Старушка не отозвалась на насмешку, даже не обернулась: по-прежнему била кочергой по догорающим углям — но теперь сердито, с досадой.
— У нас занятия, — сухо произнесла Дарима Бадуевна.
— А по-че-му? — раздельно, по слогам, спросил Яабагшан. Было заметно, что он крепенько выпил; сивушный душок повис в классной комнате. Повторил: — Почему?
— Эти дети днем работают. Вам ли, исполняющему обязанности председателя, не знать…
— Неправильная постановка вопроса. — Яабагшан усмехнулся. — Работники — они действительно должны знать своего руководителя, а ему всех не упомнить… Однако чьи же тут ребята?
Подходил поочередно к каждому, вглядывался, спрашивал…
Внутренне напрягшись, ждал Ардан…
— А ты почему здесь?! — изумился Яабагшан.
Ответила Дарима Бадуевна:
— Ардану труднее, чем остальным. Живет дальше всех от школы, должность у него ответственная — табунщик, и сюда, на занятия, не чаще раза в неделю приезжает… А почти месяц совсем не ездил. Вот после перерыва — первый раз… Ему учиться надо! И мы с вами в ответе за это перед его отцом-фронтовиком.
Яабагшан пропустил ее последние слова мимо ушей, снова раздраженно обратился к Ардану:
— Табун на кого оставил? Поди, засветло из Шаазгайты уехал! Жеребца угробил — мало?
— Как погиб Пегий — вы отлично знаете, — твердо сказал Ардан. — А за табун, ахай[11] не беспокойтесь. Когда мне нужно отлучиться… это редко бывает… за лошадьми присматривает дедушка Балта.
— Ха! Нашел, на кого пальцем указать. Из него ж песок сыплется!
— Не скажите, ахай. В седле за ним не угнаться…
— Разговорчивый ты, однако! — цедит сквозь стиснутые зубы Яабагшан. — Отправляйся-ка домой…
— А вороного жеребца в табун дадите? Без пользы ж на конюшне стоит…
Казалось, председателя удар хватит: лицо кровью налилось, щеки затряслись…
Дарима Бадуевна поспешно объявила:
— Перерыв. Поиграйте, ребятки, во дворе. Позову после…
Ардан вслед за товарищами шмыгнул за дверь. Уже там, в коридорчике, нагнал его гневный выкрик Яабагшана:
— А корову… матери скажи… за пегого жеребца… чтоб привела! Слышишь!
Дарима Бадуевна укоризненно заметила:
— За что преследуете мальчика?
— Как же… мальчик! Каков, а? Весь в своего… да ладно, вспоминать не хочу! А вы тоже… нечего по вечерам тут собираться!
— Ну уж это совсем вас не касается!
— В Улее все меня касается! Еще неизвестно, какие разговорчики у вас тут происходят…
— Как раз сейчас хотела поговорить с ребятами о культуре поведения. Думаю, вы наглядно продемонстрировали им, как не надо вести себя в стенах школы… Да хоть бы шапку с головы сняли!
— И то… жарко! — Яабагшан, ухмыльнувшись, стянул с головы лисий малахай, пригладил пятерней всклокоченные волосы. Проговорил миролюбиво: — Что это вы, Дарима Бадуевна… будто я никто в Улее, какой-нибудь такой-сякой… не уважаете? Не считаетесь? И что это у вас против меня? Такая красивая женщина…
Дарима Бадуевна прервала его:
— Если вас привело сюда дело — слушаю. Если нет дела — извините, попрошу из класса, мне с ребятами заниматься, поздно уже…
— Ох-ох! Строго-то как! — улыбнулся Яабагшан, и от этой улыбки его жирное лицо расплылось. — Давайте, однако, побеседуем…
— О чем же?
Подала из угла голос бабушка Наран:
— Кликнуть ребятишек?
Яабагшан недоуменно покосился на нее, буркнул:
— Иди-ка сама отсюда, бабка… живо!
Но старушка как стояла у печки, так и осталась там. И Яабагшан, наверно, вмиг забыл про ее близкое присутствие — заговорил самодовольно, напыжась, самому себе, видимо, представлялось, какой он умный, значительный.
— Вам-то что — на вас план не жмет! А я каждый день даже по телефону отчитываюсь… спрашивают с меня. И, между прочим, ценят… да! Ценят, дружбу водят со мной. Крупные люди, немалые начальники… Не брезгуют за одним столом посидеть, посоветоваться по ряду текущих вопросов на данном этапе. А я, не скрою, институтов не заканчивал. А не брезгуют!
— Не кричите, пожалуйста, я хорошо слышу…
— В институте весь толк, да? В химии-мимии, литературе-палитуре? Ха-ха… Не-ет… В другом… в этом!
И Яабагшан согнутым пальцем постучал себя по лбу, захохотал, давясь повизгивающим смехом.
Как неприятен он Дариме Бадуевне! Да еще этот непереносимый запах — застарелого самогонного перегара…
— В деревне, как я понимаю, образование ни к чему, — разглагольствовал Яабагшан. — В деревне много образования, Дарима Бадуевна, лишь производству вред… Скот пасти, хлеб растить без книжек можно. Наши деды не хуже нас с этим справлялись, а ни одной буквы не знали!.. А кто образование понюхает, нос кверху — и в город! Вон Яртушкин, сын Гомбо, техникум кончил, сам в колхоз не вернулся и, между прочим, всех братьев и сестер за собой потянул… Это как? Польза нам? Пройдет немного времени, обучишь всех — вдвоем в колхозе останемся… ты да я!
