Зов - [105]

«Пропал», — убито подумал Баша, и больше всего угнетало, что лишился главного защитника своего — Мэтэпа Урбановича. Дернула же нелегкая — вывалил все! И сам себе не верил: как посмел-то?..

4

У Ильтона день начинался и заканчивался одним: скоро ли увидятся они с Дулан? И только в кабине трактора, за рычагами, приходило успокоение. Казалось ему так: я работаю, на своем рабочем месте нахожусь, и она, Дулан, тоже занята работой… Все нормально — как надо, как положено. Но кончились дела — скорее нужно быть вместе… И спешил тут же отыскать Дулан. «Ждала? А я — вот!»

Когда же узнал, что вытворил отец — прибежал домой, схватил ружье и, выскочив во двор, хрястнул им по столбу… Куда что полетело! И приклад с цевьем вдребезги.

Вот так!.. Что еще?

Но что — когда ни отца, ни матери дома не было. Кому скажешь, кто услышит?

Шел по улице — и глаза было стыдно поднять. Что теперь люди говорят… что у них на языке!

А Дулан? И перед ней было стыдно, хотя знал: поймет, она-то уж все поймет!

«Придется из дома уходить, — сказал себе, и это решение, понял, станет для него твердым, окончательным, не изменит он ему. — Но куда? К Ермоону — в зятья? Так вот, сразу… Нет, не годится. Буду просить у председателя квартиру. Даст ли?»

С думами об этом и работал весь день до вечера: выпал ему наряд возить кирпич на строительство комплекса — с межколхозного кирпичного завода, что находится километрах в восьми от Халюты. В сумерках, когда уже хотел на стоянке тракторов отцепить тележку, — заместитель председателя Нагаслаев, он же и непосредственный их, механизаторов, начальник, попросил: «Если не очень, Ильтон, устал и сможешь — сгоняй-ка еще в райцентр: там возле Сельхозтехники механик с ящиками ждет. Не оставлять же его ночевать там. А в ящиках оборудование для агрегата по изготовлению витаминной муки… Сделай, пожалуйста, я тебе двух грузчиков в помощь дам, хорошо?» Я хоть за день Ильтон изрядно наломался, двенадцать часов в кабине почти безвылазно пробыл, но на просьбу главного инженера отозвался по-армейски: «Есть съездить в райцентр!»

Вернулся в Халюту, и разгрузились когда — вовсю звезды на небе сверкали, во многих домах огни уже погасли. На часы взглянул: ничего себе — первый час ночи?

Некогда было переодеваться: не побежишь же для этого домой… Стянул лишь пропыленную куртку, умылся из пожарной бочки застоявшейся водой. И — к Дому культуры, хотя уже знал: музыки не слышно — значит, и танцплощадка опустела. Но, может, Дулан в своем кабинете?

На полпути попался навстречу дед Зура, остановил:

— Нет уж там никого… Давай закурим. — И сказал старик: — Сегодня в зале танцы были. На улице комары донимают. Особливо девок грызут! Твоя ни с кем не танцевала, лишь на пианине играла. Парторг-то наш, Эрбэд, говорил, что скоро еще одна такая пианина поступит. Для детей. Они еще в штаны делают, а их на таком инструменте обучать будут. Вот жизнь пошла! А что через тридцать — сорок лет будет — не думал?

— Нет, — рассеянно ответил Ильтон, размышляя, как же ему встретиться с Дулан. А если она уже спит?

— Не озирайся, — дед Зура рассыпался дробным смешком. — Она минут десять тому как домой побежала. Но с отцом-то чего делать будешь? Уже пальбу устроил он. А завтра что отмочит? За тебя, что ли, примется? Не мне, мол, так и не Ермоону. Я без сына, а тот пусть без зятя остается!

— Ну, дед, — обиделся Ильтон, — что говоришь-то?!

И пошел прочь.

— Погоди, я ж шутейно, — закричал в спину ему старик, сам, скорее всего, понявший, что лишку дал. — Я к тому… ты умный, девка всем на загляденье… не подчиняйся очумелому отцу своему, делай, как любовь велит! Э-эй!.. Слышишь… Ильтон!

Голос деда Зуры глухо звучал в плотной ночной тьме.

Ильтон уже почти бежал к подворью кузнеца. «Постучусь к ним, — решился он. — Дядя Ермоон меня не погонит. Откроюсь, что не могу без Дулан… А завтра, поутру, из своего дома уйду. Мать жалко… А по-другому как?»

Еще издали он заметил, что Дулан стоит с кем-то возле своей ограды: выглянула из-за тучки луна — и тускло осветила все вокруг. Показалось, что тот, другой, держит Дулан за руку… Ну да! Только не держит, а то и дело хватает за руку, — Дулан же вырывает ее. И загораживает он собой калитку…

Ильтон, крадучись, хоронясь под защитой темных стен, приблизился совсем близко — и по голосу узнал: это же Болот! Хотел тут же выйти из укрытия, но остановили его слова Болота:

— Дулан, люблю тебя, только тебя!

— Слушай, как тебе не стыдно, — с досадой проговорила Дулан. — И передо мной, и перед Ильтоном. Он же товарищ твой… И наконец перед Амархан. Женатый человек, называется…

— Женатый?! — с горечью воскликнул Болот. — Это вы меня женили… вы, договорившись! Я лежу с ней рядом, а думаю… о тебе думаю.

— Что болтаешь! Пусти. Нельзя же так…

— Как?!

— Достоинство свое терять.

— А я люблю тебя, слышишь!

Он рывком прижал ее к себе, попытался поцеловать, но Дулан вырвалась, толкнула его в грудь, хотела юркнуть в калитку… Однако Болот приглушенно, с угрозой сказал:

— Не пущу. Не все еще…

— Нет, всё! — громко, так, что собственный голос показался ему чужим, произнес Ильтон, появляясь перед ними. — Всё, слышишь?! А сейчас пошел отсюда! — И показал Болоту кулак. — Этого хочешь? — Ильтон подошел к Болоту вплотную.