Зона номер три - [18]

— Светланочка, — ласково обратился Гурко к будто задремавшей девушке, — тебе ни о чем не говорит такое имя — Мустафа?

— Почему же не говорит?

За секунду до выстрела он почувствовал пулевой холодок, но не успел пожалеть ни себя, ни девушку. Да и о чем жалеть? В затеянном на святой земле хороводе смерти человеческая жизнь перестала считаться чем-то таким, что имеет отдельную ценность. Определенную роль играла принадлежность к сословию. По особому тарифу шли люди-банкиры, люди-чиновники, люди-бизнесмены — до десяти тысяч долларов за штуку. Ниже, но достаточно высоко котировалась обслуга режима — бычары, творческая интеллигенция, журналисты-озорники, проститутки, кавказцы, борцы за права человека, красномордые существа, игриво называвшие себя экономистами, — за каждого можно было при удачном раскладе слупить до двух-трех тысяч зеленых. Основная масса населения, земляные черви, производители так называемых материальных ценностей, женщины с тугими животами, предназначенными для родов, и все прочие, кто с тупой радостью внимал заклинаниям колорадского телевизионного жука, выжигались, вырубались целыми плантациями, подобно сорнякам перед новыми посадками. И все же Гурко испытал точечный приступ сочувствия, когда из сумрачной, электрической мглы высунулось хрусткое жало и вонзилось девушке под лопатку. За несколько часов он привык к хлопотливой блондинке, доверчиво прильнувшей к его плечу. Она надеялась вместе с ним лечь в постель, а взамен ей пришлось в одиночку хлебнуть прощальной тоски.

— За что, Олег? Почему?! — шепнула беспомощно, и взгляд ее потух. Он аккуратно уложил ее на скамейку и ждал, пока снайпер прицелится вторично, надеясь перехватить пулю в полете, но выстрела не последовало.

Его догадка, как и предположение генерала Самуилова, печальным образом подтвердилась. Орудовала не банда, не группировка, не черные рыцари беспредела, а хорошо организованная структура, которая подпитывалась не кровью, а информацией. Инстинктивно, по наитию он взял верный след. Его не убьют, пока не допросят. Пока не высосут из него то, что дороже жизни и денег.

Глава 5

Когда безусым младенцем Хохряков выбирался из материнского чрева, царапнул напоследок острым ноготком сокровенную полостную вену и успокоил матушку навеки. С таким подвигом и появился на белый свет. Уродился крепеньким голяшком, поросшим золотистым пухом, с несколькими готовыми зубиками во рту. Когда принесли его в церкву крестить, батюшке Николаю на таинстве сделалось дурно, он упал на пол, забился в непонятной судороге, и не минуло суток, как отправился следом за матушкой карапуза. Были и другие неприятные предзнаменования, но деревня на ту пору, выпустя в луга железного коня, не отвлекалась на невнятную мистику. Была как раз середка между первым (1917 год) и вторым (1985 год) пришествием нечистого, и трудовой народец пребывал в самозабвении, как бы отпущенный для короткого вздоха. К тому же вскоре пришлось унимать и гнать восвояси налетевшую с Запада тупорылую орду, и на это ушло много сил и средств, возможно, чрезмерно много сил и средств. Великая война, как крестная мука, вытянула из народа вековые запасы энергии, отчего он ослабел настолько, что, почти не приходя в сознание, направил долгие щупальца в космос, уповая единственно на ту помощь, коей не было для него на земле. И сразу после запуска спутника погрузился в окончательный, мертвый сон. Видные современные теоретики, твердящие, как аксиому, что эта страна не имеет права на существование, а только вредит всему остальному свободному миру, уверяют, что Россию можно было добить уже в 60-е годы, но получилась странная заминка, продлившаяся аж сорок лет — до прихода меченого посланца.

Деревня окочурилась сама по себе, еще задолго до Горбатого, истощив душу терпеливым ожиданием небесного знамения. Выпекала свои куличи, пила самогон, заедая картохой, хирела, постанывала, погружаясь в анабиоз, но и в таком виде показалась невыносимо живой для новых пришельцев. От нее исходил тот едва уловимый шелест, что и от трепещущих по осени листьев осины. Этот звук смертелен для жирных, поросших шерстью ушей убийц, как голос растерзанной жертвы, донесшийся из смежного измерения. Лучшие, изощреннейшие умы человечества в Кремле и в закрытых, секретнейших лабораториях Пентагона бились над проблемой, как навеки запечатать скорбно молящиеся уста, как одолеть мистику самовозрождающегося духа, потому что пока эта земля дышала, хотя и с натугой, нелепо было трубить о полной победе и утверждать, что рабская страна вписалась наконец-то в цивилизационный процесс. Главная трудность была в том, что, доведенная до отчаяния, низведенная на уровень гигантской водоросли, деревня уже не воспринимала ни боли, ни угроз, ни оскорблений, ни ядовитых посулов накормить ее досыта и каждую избу обеспечить спутниковой антенной «Аякс». Для умерщвления надобен контакт, смерть приходит через соприкосновение, а если нет ни того, ни другого, то о каком положительном результате можно говорить?

Ваську Хохрякова деревня изгнала в 47-м году, побив камнями. Способ избавления от скверны, непривычный для северных народов, но ничего иного не оставалось: от кулаков и топора семнадцатилетний оборотень ловко уворачивался, словам внушения внимал с презрительной ухмылкой. Терпение односельчан истощилось, когда в избытке любовной страсти, не добившись взаимности, Васька в дровяном сарае нанизал на вилы отроковицу Настену, Дочку звеньевого Охметьева. Из деревни он уходил смеясь, дурашливо пританцовывая, брошенные в него камни срывал могучей дланью на лету, как цветы с газона. Обещал вернуться и пожечь деревню синим пламенем, но в тот раз не успел. Закон погнался за ним и настиг на подступах к Москве. В те годы Закон был не тот, что ныне: по нему что давали, то злодей и получал. Иногда больше, но никак не меньше. След Васькин на восемь годков затерялся в пучине Колымы.