Зона милосердия - [42]

А может быть…

О, тогда это были только мечты. Хотя эра специальных противотуберкулезных препаратов стояла уже на пороге.

Приятный облик и дружеское расположение ко мне Василия Петровича толкнули меня к явно опрометчивому шагу. Ища товарищеского сочувствия своим переживаниям, я доверительно сообщила ему, что везу довольно тяжелого мальчика с двумя кавернами в легких. Боже мой, куда девалась его обычная мягкость? Резким тоном он произнес:

– Разве вы не знаете приказа? Вы не имеете права брать на себя такую ответственность. Больной должен остаться здесь. Я за этим прослежу.

Испугалась я не очень: прямого отношения к этому вопросу Василий Петрович не имел. Но было очень неприятно ощущать себя жертвой собственной слабости. Урок я получила на всю жизнь.

Наконец, эшелон, готовый к приему пассажиров, встал на запасной путь на значительном удалении от вокзала. Мы с Верой почти целый день провели в Рязани. Вокруг состава ходили железнодорожники, рабочие, солдаты. Публику не пускали. При нашем появлении подошел солдат узнать, кто мы. Я начала возмущаться, но подбежал как ни в чем не бывало Василий Петрович, и все успокоились.

Втроем мы обошли все вагоны. Первый и последний предназначались для конвоя.

Кропотливая работа – уточнение списков больных соответственно вагонам заняла несколько часов.

На следующий день начали привозить больных. Первыми были обитатели 14-го корпуса – самый трудоемкий контингент для транспортировки: много больных на носилках, на костылях, в громоздких гипсовых повязках. За ними следовали терапевтические больные, среди них – тоже многие на носилках. Работали до наступления сумерек. Туберкулезных больных оставили на завтра.

Вернувшись, зашла в Зону: тишина и немного жутковатая пустота. Загораются фонари на высоких столбах. А половина окон в корпусах пугает своей темнотой.

Легкая грусть и очень большая радость.

Захожу в туберкулезный корпус. Всеобщее возбуждение. Никто не спит. Все в движении, взволнованы, на лицах растерянность, недоумение. Вальтер, как все, в панике. Оказывается, кто-то пустил слух, что эшелон уйдет сегодня ночью. Всех взяли, а их оставили.

Рассказываю, объясняю, успокаиваю. Наконец, как будто поверили.

В 12 часов следующего дня все больные уже были размещены по вагонам. К часу дня, попрощавшись с сотрудниками, в сопровождении Веры и Маши, приехала я.

На прощание Елатомцев очень искренне сказал:

– Буду очень рад, если твоя безумная затея не кончится провалом.

И крепко пожал мне руку.

Боже мой, никто никогда не знает, что впереди.

Мы с Верой обошли все вагоны. Жалоб не было. Все устроились относительно удобно. Тесноты не было. Во всем эшелоне всеобщее ликование. И Вальтер – его полноправный участник. Он сидел на своем матраце, обхватив руками тощие колени и улыбался. Глаза блестели, румянец стал ярче.

Вдруг появился Василий Петрович и, словно продолжая прерванный разговор, сказал:

– А, знаете – ваш-то ничего, я с ним познакомился. Может, и впрямь доедет, глядишь, довезете.

И тут же, словно спохватившись:

– Но, если что – сразу оставляйте его здесь.

Я промолчала.

Все вздрогнули, когда пронесся первый гудок.

И тотчас, словно в ответ, с шумом и лязгом, задвигались и запирались двери вагонов. Третий гудок – эшелон дрогнул. Стоя у открытой двери нашего вагона, я еле удержалась на ногах.

Итак, около трех часов солнечного августовского дня из Рязани тронулся состав особого назначения. Он шел на Запад через Москву.

Я с детства люблю поезда. Есть что-то таинственное, завораживающее в ритмичном рисунке звуков. Если закрыть глаза и отдаться магии движения, реальная действительность теряет очертания, а пестрая мечта подхватывает тебя.

И захотелось мне вернуться в края той мечты.

Я легла на свой душистый, немного колючий матрац и закрыла глаза.

Увы! В жизни никуда нельзя вернуться. Уйти от действительности мне тоже не удалось.

Не останавливаясь, поезд шел совсем малой скоростью.

После бурных предотъездных дней на душе вдруг стало удивительно тихо и спокойно. А может, ничего и не было? А все беспокойства и страхи придуманы слишком развитым воображением? А может…

Вздрогнувший вагон прервал течение мыслей. Поезд остановился. Откуда-то издалека донесся женский голос: «Москва!»

Боже мой, сколько же я спала?!

В соседнем вагоне с шумом открыли дверь, этот звук быстро побежал вдоль состава.

Я вышла. Поезд стоял в «чистом поле». Вдали просматривались контуры вокзала. Эшелон поставлен на далекие подъездные пути.

Мы с Верой пошли в обход. В туберкулезном вагоне было тихо. Многие спали. Вальтер лежал на спине с открытыми глазами. Прежнее возбуждение спало. Серое, слегка одутловатое лицо выглядело усталым. Увидев меня, улыбнулся. Основные клинические показатели были вполне удовлетворительными.

Мы обошли всех. Спокойствие и безмятежность.

От вокзала до моего дома на Донской улице – около часа езды.

Возникшая еще до отъезда мысль повидать маму отпала сама собой. Оставить эшелон я не имела права. Слава Богу, мама моих намерений не знала и меня не ждала.

В Москве нас задержали на целых три дня. Начальник конвоя сообщил «по секрету», что проверка предстоит очень серьезная.