Зона милосердия - [44]

Завтра принесет свои тревоги, отчаяние, нерешенные и не решаемые вопросы. А сегодня они счастливы. Они едут на родину. Как она их встретит?

Вальтер держался мужественно. Еще в госпитале я объяснила ему ситуацию: его судьба в его собственных руках. Он этого не забыл. И пока все, слава Богу, шло вполне сносно.

Незадолго до Смоленска в моем присутствии закашлялся – появилась кровь. Я испугалась не меньше его. Он с ужасом спросил:

– Это может быть, как тогда? – имея в виду кровотечение.

Приняли меры. Успокоила, как могла.

Обошлось.

В часы безостановочного хода поезда я лежала на душистом матраце и смотрела в проем открытой двери. В него, как в раму, вставлялись привычные и любимые картины русской природы средней полосы. Сменяя друг друга, проплывали леса: то хвойные, темные и густые, то лиственные, легкие и воздушные с трепещущей и переливающейся на солнце листвой. Мелькали прозрачные перелески, холмы. Вдруг на миг сверкнет гладкая поверхность озера. И над всем этим синее небо такой густоты и сверкания, что начинает резать глаза.

Остановки врывались внезапно. Иногда это были маленькие станции, иногда – более крупные. Эшелон, как правило, останавливался, не доезжая до них. Порой он делал остановку в прямом смысле «в чистом поле» – на километры вокруг никаких признаков человеческого жилья. Иногда стояли мало: 10–20–30 минут. Чаще – долго: 5–6–7 часов. Случалось стоять сутки и более. Никакой закономерности. Движение редко происходило на нормальной скорости. В основном ехали медленно. Если бы не божественная природа и роскошные солнечные дни, можно было бы сойти с ума.

Два раза мы пережили короткий оглушительный ливень. Это было фантастическое явление. Оба раза мы заметили ливень издалека: он с бешеной скоростью мчался нам навстречу. Обрушив на поезд тонны воды, ливень умчался в сторону Москвы. Спустя несколько дней, второй ливень – такой же обильный и штормовой, застал нас на стоянке. Он не мчался, как его предшественник, он прямо повис над эшелоном и висел около получаса. Шум воды заглушал голоса. Мы не слышали друг друга.

А еще через несколько дней произошло не менее интересное, но явно более страшное событие – мы воочию узнали, что такое «гром среди ясного неба». Поезд шел без остановки медленной скоростью часов 10–12. Ясный солнечный день, на небе – ни облачка.

Вдруг, неизвестно откуда – порыв вихря, ночная тьма, ослепительное сверкание и разрывной удар грома. Ни на минуту не смолкая, меняя тональность, его рулады перекатывались над нами. Дугообразные, перпендикулярные, зигзагообразные, ступенчатые молнии, разрывая черные тучи, падали справа и слева от вагонов.

Машинист прибавил скорость. Поезд мчался, убегая от грозы. А она не отставала. Она висела над нами. Адский марафон продолжался не менее получаса. И вдруг наступила тишина: гроза исчезла так же внезапно, как и появилась.

На этом сравнительно длинном отрезке пути случилось несколько курьезов, иногда совсем не безопасных.

Леса были полны грибов. Однажды состав остановился среди густых зарослей. Гигантские сосны почти вплотную подходили к железнодорожному полотну. Шустрый солдат конвоя отправился за грибами. Белые, подберезовики и подосиновики невероятной красоты и свежести были хорошо видны из вагона. Солдат увлекся – отошел чуть дальше. Раздался гудок и поезд тронулся. Все происходило у нас на глазах. Солдат отчаянно рванулся к составу. Слава Богу, последний вагон заканчивался узкой площадкой с поручнями. Отставшему удалось за них ухватиться и вскочить на площадку. Бешенство, в которое впал начальник конвоя, описать невозможно. Во всяком случае, целая серия внеочередных дежурств у вагонов на больших стоянках солдату была обеспечена.

Сомнительная слава бедного любителя грибов смутила другую мятежную душу. Это случилось через несколько дней. Был теплый солнечный полдень. С середины ночи эшелон шел без остановки на малой скорости. Мы втроем устроились на импровизированной скамейке у открытой двери нашего вагона и любовались березовым лесом, по опушке которого шел поезд.

Внезапно поезд остановился. Прямо напротив двери, буквально в двух шагах от нас мы увидели большой, нет, громадный белый гриб. Он имел толстую булавовидную ножку и большую темно-коричневую бархатную шляпку.

Мы с Верой не успели оглянуться, как Маша, выпрыгнув из вагона, в один миг сорвала гриб. Повернувшись, к нам, она победоносно подняла руку с добычей и начала приплясывать.

В этот момент поезд тронулся. Швырнув гриб внутрь вагона, она подпрыгнула и бросилась животом на уже движущуюся площадку. Весь ужас заключался в том, что площадка вагона была достаточно высоко над землей.

Прыгнув, Маша коснулась ее только верхней частью груди. А две трети ее полноватой фигуры оставалась снаружи. Помочь мог только Бог. Он помог. В момент, когда ее грудь коснулась площадки, мы сумели ухватить ее за руки и с нечеловеческим усилием втянуть в вагон. После долго сидели, не проронив ни слова. Маша, еле дыша, распласталась на полу. А гриб даже не потерял своей бархатной шапочки.

Как безгранична емкость человеческих ощущений: на бумагу ложится эпизод 56-летней давности, а в душе вновь смертельный испуг и та же трепетная радость спасения.